К этому-то человеку изредка обращался Маркиз, если ему нужна была какая-то информация финансового характера или о серьезных людях большого бизнеса. Эти частные консультации Леня весьма щедро оплачивал, поэтому Рудик всегда радовался его звонкам.
Вот и теперь Маркиз набрал номер телефона, записанный против имени «Роза Ш.», и, услышав знакомый голос, приветствовал:
— Рудик, волчья сыть, узнаешь?
— Как же, как же! Здравствуй, дорогой, всегда рад тебя слышать!
В голосе Рудика звучала барственная вальяжность и неподдельная радость, вполне понятная, учитывая характер их взаимоотношений.
— Что, мой дорогой, — Рудик сразу взял быка за рога, — как обычно, нужна моя консультация?
— Угадал. Давай встретимся через час-два…
— Не раньше шести, — немедленно поставил Рудик условие, — в «Беременной монахине».
«Беременная монахиня», модный ресторанчик в центре города, в тихом переулке неподалеку от Невского, стал в последнее время популярен среди москвичей, наведывавшихся по делам или для развлечения в Северную столицу. «Для вас, здешних, тут слишком дорого», — высокомерно заявляли московские гости, проходя со своими питерскими знакомыми мимо «Монахини». Поэтому Рудик и назначил встречу с Маркизом в этом ресторане, чтобы соединить за его счет приятное с полезным.
В дверях ресторана Маркиза встретила очаровательная юная монахиня в мини-рясе и проводила к столику, где уже дожидался Рудик, со своей обычной барственной невозмутимостью потягивавший абсент.
— Здравствуй, мой дорогой! Давненько не виделись! — Рудик наклонил голову набок, разглядывая старого знакомого. — Забурел, забурел! Европа накладывает свой отпечаток! А здесь мило, — и Рудик с симпатией покосился на «монахиню», — вот девушка нам сейчас посоветует, что сегодня удалось их повару.
— Рекомендую карпаччо из телятины, — прощебетала «сестра».
— Карпаччо так карпаччо, — согласился Маркиз и сделал заказ, чтобы поскорее отослать официантку.
Как только они остались с Рудиком наедине, Леня наклонился к нему и негромко проговорил:
— Расскажи-ка мне, братец, все, что ты знаешь про Богомолова. Про Сергея Никитича Богомолова.
Рудик поперхнулся абсентом.
— Ну ты даешь, — проговорил он, когда ему наконец удалось откашляться и восстановить дыхание, — ты, дорогой, умудрился испортить мне аппетит, а это, уверяю тебя, непросто. Знал бы, кто тебя интересует — отказался бы от встречи под каким-нибудь благовидным предлогом…
— Что, это настолько серьезно?
— Серьезнее, дорогой мой, не бывает!
Рудик покосился на официантку, которая подошла к их столику, и замолчал. Девушка расставила тарелки, вопросительно взглянула на клиентов и, правильно оценив недовольный взгляд Рудика, удалилась.
— Богомолов прет как танк, прибирая к рукам массу собственности в городе, — начал Рудик, — при этом не гнушается самыми гангстерскими методами…
— Это я уже заметил, — вставил Маркиз, вспомнив машину, взорванную на тихой аллее Крестовского острова.
Рудик посмотрел на него внимательно и, негромко кашлянув, продолжил:
— Конечно, его усилением очень многие недовольны, и в городских верхах идет сейчас настоящая война.
— Война за передел сфер влияния? — заинтересованно осведомился Маркиз.
— Ну да, конечно.
— И кто, на твой просвещенный взгляд, возглавляет противодействующую Богомолову группировку?
Рудик на некоторое время задумался, опасливо огляделся по сторонам и, убедившись, что его никто, кроме Маркиза, не слышит, проговорил вполголоса:
— Никитенко. Вилен Иванович Никитенко.
— Это еще что за фрукт?
— Это, дорогой мой, человек старой закалки! — Рудик откинулся на спинку стула и начал по своему обыкновению вещать, как будто находился на университетской кафедре перед аудиторией, полной хорошеньких студенток. — Это, дорогой мой, один из последних представителей советской экономической школы. Если, конечно, считать, что такая школа существовала. А если говорить проще — это старый злобный хищник, успевший урвать хороший кусок от обкомовского пирога и, в отличие от большинства своих коллег, не пустивший все по ветру. Человек злой, жесткий, властный. Конечно, ему очень не нравится, что Богомолов подгребает собственность под себя. С его точки зрения, Сергей Богомолов — наглый молодой выскочка…
— Короче, если бы кто-то имел компромат на Богомолова, наиболее действенным вариантом было бы подбросить этот компромат Никитенко?
— В общем, да, — Рудик смотрел на Леню с нескрываемым и опасливым интересом, с каким смотрят на человека, собирающегося прыгнуть в пропасть без парашюта или сыграть в «русскую рулетку», — но должен тебя предупредить, это такая опасная игра! По моему мнению, куда безопаснее почесать за ухом тигра-людоеда.
— А скажи-ка мне, что тебе говорит такая фамилия — Аветисов?
— Аветисов? — недоуменно повторил Рудик и надолго задумался. — Ничего не говорит. А кто это такой?
— Николай Афанасьевич Аветисов. Может он иметь какое-то отношение к Богомолову? Как-то с ним пересекаться — допустим, какие-то общие дела в недавнем прошлом?
— Ну, ты слишком многого от меня хочешь! — протянул Рудик, ковыряясь вилкой в карпаччо. — Может, и пересекался — но во всяком случае, это вряд ли заметный человек, всех людей высокого уровня я знаю… Девчонка не соврала…
— Какая девчонка? — удивленно переспросил Маркиз. — О чем ты говоришь?
— Официантка, — как ни в чем не бывало пояснил Рудик, показав глазами на маячившую невдалеке «монахиню», — карпаччо у них сегодня действительно удачное, телятина просто тает во рту.
— Быстро ты темы меняешь! — нервно усмехнулся Маркиз.
— А по поводу нашей темы, — Рудик снова склонил голову к плечу и посмотрел на Маркиза странным долгим взглядом, — будь осторожнее, мой дорогой, это очень опасные люди и очень опасные дела… А я хочу, чтобы ты еще не раз угощал меня таким замечательным карпаччо… Впрочем, я тебя знаю как человека умного и удачливого, так что, может быть, у тебя все получится… А тогда… — Рудик на несколько долгих секунд погрузился в размышления и наконец вполголоса проговорил, ни к кому не обращаясь, — а тогда нужно срочно продавать акции «Петроинвеста»…
— Ольги, конечно, как всегда, нет, — Лиза Штукина, стареющая травести, обреченная до пенсии играть шаловливых мальчишек, энергичных бойскаутов и чахоточных племянников главной героини, склонилась к самому уху своей сердечной подруги Гаяне Айвазян, темпераментной и роковой актрисы второго плана. Лиза дружила с Гаяне последние два месяца. Причиной этой внезапной дружбы стало появление в театре Ольги Чижовой — именно такие имя и фамилия стояли в паспорте у Лолы. Новая актриса, которой явно благоволил главный режиссер, или просто — Главный, да к тому же еще одаренная природной красотой и каждый день меняющая дорогие шикарные тряпки, поминая к месту и не к месту какого-то мифического богатого и влиятельного «спонсора», не могла не вызвать настоящую бурю ненависти в маленьком тихом болоте, каким был этот второразрядный театр. Как некрасивые девочки в пионерлагере, Лиза и Гаяне подружились «против» хорошенькой Ольги, мгновенно позабыв все свои прежние нешуточные ссоры и смертельные обиды друг на друга. Ольгу они называли за глаза в лучшем случае содержанкой; другие прозвища были куда хуже, вплоть до совершенно непечатных.