«точка».
Еще у нас в охране было два танка, в помощь, для поддержки. Они стояли там, откуда можно было в первую очередь ждать «гостей».
Рядом стоял трубопроводный завод. Там по ночам иногда взрывалось что-то, «трубачи» бегали, ремонтировали.
И вроде до Герата еще одна танковая точка была — афганских войск уже. В общем, беспокоились только за одно направление — сзади полк и «точка». А там — горы и степи кругом.
Первые три дня нас ставили в курс всех дел — где что, где как, пока познакомились. Три дня мы, в принципе, отдыхали. Выдали нам вооружение. Каждый его очистил, ходил за угол и проверял по мишеням — пристреливался.
Через три дня начали нести постовую службу, скажем так, заступали в караул. Сутки стоишь в карауле, сутки отдыхаешь. Давали поспать перед караулом, до заступления в караул давали после обеда отдых. Вечером старшина или дежурный из прапорщиков проводил развод. Объяснял все, где надо, получше смотреть. Заступали мы с восьми на сутки — два часа на посту, два часа отдых.
Еще у нас на «точке» была машина разведбатальона. Чем они занимались? По ночам пеленговали духовские станции, все это передавалось в полк, артиллеристам, которые по ночам же бомбили. Они вычисляют, откуда идет передача, команда поступает в полк, и этот сектор обстреливался. Иногда было тихо. Но редко. Четыре человека этого разведбата там было, и поначалу они жили отдельно, в палаточке. А когда народу поубавилось, они перебрались к нам. И ели вместе с нами, и жили.
Располагались мы по дороге на Герат. А Герат тогда делился на две части — Старый Герат и Новый Герат. В Новом Герате сидела афганская армия с нашими советниками. Это был нормальный город. А в Старый Герат, по слухам, наша армия даже не заходила. Сам я там не ползал, тоже все по слухам рассказываю. Старый Герат весь состоял из нор и ходов, и находиться для наших войск там было просто опасно. Для «духов» там был «клондайк». Они могли появляться в любом месте. По осени был дивизионный рейд, пришли наши войска и начали бомбить этот Старый Герат, но непонятно, с каким результатом. Потому что там душманы как дома, они из этой норы вылезли и спрятались в другую нору. Там у них ходы такие были. Так говорят. Представляло большую опасность для наших войск там находиться.
Дивизионный рейд этот был вызван тем, что накануне по дороге на Герат обстреляли нашу колонну. Вечером было. Мы каждый занимался там своими делами, но место свое все знали, и, как только пальба пошла, мы все сразу по позициям. Постреляли в ту сторону тоже. Но, как мы потом узнали, четыре где-то они машины сожгли — грохот стоял такой, и полыхало ужасно.
Жизнь на «точке» очень отличается от жизни в воинской части, она больше так, к партизанам относится. Устав есть, но он немножко, как сказать, свой устав. Более отвечающий условиям. И не всегда так, как положено в уставе. Старались и старшина, и прапорщик, чтобы мы более-менее были похожи на бойцов, но, как правило, не всегда это получалось. Поскольку климат другой, в сапогах ты там не походишь.
Нам выдавали летнюю и зимнюю форму. Летом — панама и легкая «хэбэшная» форма. Как бы полусапожки были, но все равно было жарковато.
Нам, в принципе, платили, выдавали нам деньги в чеках, не помню, солдат то ли двадцать, то ли пятнадцать чеков получал. Вот когда мы этих чеков подкопили, тогда ездили в полк «трубопроводный». Там можно себе было приобрести кроссовки, и уже как бы намного проще было. Обувь легкая и удобная, в отличие от сапог. Но на развод всегда выходили в сапогах.
Неудобная форма была, но что поделаешь? Хотя сапожки были хорошие, если носить в зимний период. Нам еще кальсоны выдавали. Так как мы на «точку» приехали, у нас сразу эти кальсоны отобрали и переодели в трусы. Потому что там заводится какая-то гадость, потом очень трудно выводить. И «деды» от своего гардероба давали. Ну, а потом уже, как мы «дедами» стали, мы стали молодежь одевать.
Пробыл я там почти целых два года. Попал я туда…в феврале, где-то третьего, а уехал оттуда я тридцатого января. Пробыли мы там долго, потому что не давали нам замену. Мы попали как раз тогда, когда заканчивалась уже эта война, все шло на вывод войск. Поэтому, когда у нас увольнялись, «дембеля» уходили домой, пополнения нам не давали. Нас где-то было двенадцать, моего призыва, и нам дали два человека, а потом еще два. То есть, сократили до пятнадцати человек. Кто-то оставался постоянно в «сфере», я уже и за дизеля, и за посты отвечал. Я уже был тогда сержантом, замком взвода, в общем, за все отвечал.
К выводу войск у нас совсем служба изменилась. Народ устал. Пополнения нет, все — «деды», все — «дембеля». Хозяйственные работы уже не велись — людей не хватало. Когда собирали на дивизионный рейд, хотели и от нас людей взять, а из кого? Своих мало, выходили в караул через ночь. Был я сержантом, и Богдан младшим сержантом был. Ночь я несу караул со своими ребятами, ночь — он. Ночь я отдыхаю, с моими ребятами, ночь — он.
Друзья у меня там были, конечно. Игорь Рязанов, с Питера. Он был кашеваром. Его назначили на кухню, первым делом. Там ведь выясняли, кто ты был, кем раньше работал, что делал, что умеешь. И, в соответствии с этим, тебя распределяли. До армии он учился на корабельного кока, поэтому ему «кликуху» сразу дали — Кок. И он с этой кухни не вылезал около года. Мы с ним и сейчас неплохо общаемся, вот, скоро хочу пригласить его к себе и ребят всех созвать. Марчел занимался станциями с первого дня. Нас там всех по кличкам в основном называли, ну как-то так в Афгане повелось. Мы с Богданом несли караульную службу. Еще был Плакса — тоже в карауле. Потом перешел на станцию. Строганов Вадим, Копченый, тоже в карауле. Нашим водителем был Хохол. У нас была машина, он ее постоянно чего-то чинил, она постоянно у него кипела. Какая-то старенькая машина, другой техники на точке не было. Потом уже, когда она у нас окончательно сломалась, мы брали машину у артиллеристов. Звонили, они за нами приезжали, и ехали, куда надо. Они нам давали свою технику на то, чтобы привезти воду или продукты.
Я должен был осенью уйти домой, но нас не отпускали, и продержали нас еще три месяца.
К концу действий стараются никаких особых боевых действий не вести, ну, с нашей стороны была легкая стрельба, потому что пытались договориться, чтобы нам оттуда выйти тихо и спокойно.
Все имущество после ухода мы передавали этим сорбосам — афганской армии. Что после этого произошло, интересно узнать и увидеть. Скорее всего, после нашего ухода все «духи» захватывали. Так было, как правило. Когда с Кандагара войска уходили, следом уже шли «духи» и все, что осталось, подбирали.
В общем, два года и три месяца. Даже медали получал. Сложно очень рассказывать о войне, потому что даже и не знаешь, что рассказать. Открытых боевых действий не велось, в основном — партизанские войны. Вот и сидели все по «точкам» да по окопам.
В подготовке текста воспоминаний оказала помощь Кривонос Светлана Александровна, студентка 1- го курса Гуманитарного факультета Московского авиационного института (государственного технического университета)
Мирхазиянов Равис Варисович
Дома у меня думают, что я служу в Германии
Родился я 19 марта 1965 года, в деревне Кура-Елга Азнакаевского района Татарской АССР (ныне