раздатчики все раздали, встали и ушли быстро. В общем, тренировали. В первые дни бегаешь, ничего не понимаешь. «Учебка» — она и есть «учебка», полностью командуют сержанты.

Утром, соответственно, подъем, в шесть утра, все быстренько выбежали в спортивной форме, уже не помню, номер один, что ли? В общем, выбежали в спортивной форме номер один, построились на плацу. Рота построилась — и быстренько-быстренько марш-бросок, пробежка вокруг города этого Кушки, соответственно, был уже отработан какой-то маршрут. Быстрая пробежка, возвращаемся в спортгородок, легкая физзарядка, ну и, соответственно, заходим уже в казарму. Там умывание, одевание, построение на завтрак — все строем ходили — позавтракали и начинали дальнейшие занятия. Кто где, кто — на спортгородке, кто в классах занимается, кто-то еще где-то. В общем, время пролетело в «учебке», можно сказать, незаметно, потому что с утра до вечера такая нагрузка, что только бы до подушки донести голову. Отдыха почти в «учебке» и никакого нет, там не отдохнешь, там гоняют сержанты, гоняют — «от и до».

Еды не хватало, есть всегда хотелось почему-то, может, организмы молодые. «Тырили» со столовки хлеб — ну там, в противогазы, кто под шапку засунет. Ну, соответственно, после столовой сержант всех построит и говорит: «Так, теперь давайте все к осмотру». И если у кого находили, приносили тому буханку хлеба, он ее ест, а все остальные отжимаются. Ну, после обеда, после еды, отжиматься очень тяжело, поэтому, соответственно, отжимаешься и говоришь: «Да, в следующий раз я две буханки хлеба не съем». Ну, так, как бы воспитывали коллектив.

Там была еще такая Кушка — речка такая, каменная. Туда забежим, сержант в рюкзаки наложит нам кирпичиков, и с кирпичиками пробежки устраивали.

Ну, ничего, нормально. Да, были злые все — гоняют нас и прочее, но зато приобрели нормальную физическую форму. Ну, что на гражданке? Кто-то занимался спортом, кто вообще не занимался, были и нормальные ребята, были и хиленькие. Я не думаю, что был какой-то отбор — если тебя в Афган, то соответствовать должен каким-то там параметрам. Брали всех. Кто мог и кто не мог.

«Учебка» прошла быстро, почти незаметно. По-моему, Марах-нары город назывался, там был аэропорт, с Кушки мы поехали туда, на самолете, соответственно, полетели уже в Шендант. Выдали нам с собой на дорожку паек, новую форму дали. И отпустили.

Прилетели мы в город Шендант. Жарко, аэропорт. Истребители гудят, двигатели прогревают, шум такой стоит!

Там стояли две палаточки, я так понял, все туда прибывали, ночь отбывали, а наутро уже всех распределяли по частям, кто куда.

Мы-то прилетели такие все, как бы сказать, с мамкиных пирожков, а там уже такие все черные, обстрелянные. И с утра были перенаправлены в сторону Герата в 101-й полк. Там, соответственно, опять прошел какой-то отбор, одних — налево, вторых — направо. За нами пришли машины. А нас-то было там — шесть человек оставили всего лишь.

Сложно сказать, то ли страшные впечатления были, то ли не страшные, там от этих истребителей такая шумиха стоит, такой гул.

Провели в палатках ночь, ночью холодно было, днем там жарко, прямо невозможно, а ночью очень холодно. Уже, я помню, ночевали мы, на улицу выходили, ползали там — где-нибудь найти хоть какое- нибудь бревнышко, чтобы топить буржуйку. Ну, и народу у нас там было — все палатки забиты, друг на друге спали.

А утром нас на двух БТРах отвезли в 101-й полк, в сторону Герата. Отвезли, а там, соответственно, опять кого куда. Четыре человека нас осталось с нашей «учебки», с нашей роты, которые попали вместе на «точку».

Пришла машина, всех загрузили и отвезли, соответственно, на эту «точку». За нами приехал старшина на машине. Старшина у нас был из Сибири, такой — «два-на-два», здоровяк.

Мы в «учебке», как солдаты, натренированные, в форме, все как положено. А здесь другая уже форма, мы такую и не видели, и все такое, не совсем к уставу относящееся. В кроссовках и форме он ходит. Для нас, конечно, было в начале как-то непонятно, потом это уже все стало обыденным явлением.

Приехали на «точку», нас, соответственно, покормили первым делом, столовка была уже сделана. Продукты туда раз в месяц из полка привозили, их складывали в специальный отсек землянки и хранили. Что могли из полка привозить? Сухари из белого хлебушка — это основное. Такие, в железных банках, скорее ведрах, квадратных. Тушенка, понятно, говяжья, свиная. Консервы. Килька. Картошка в трехлитровых банках, уже замаринованная и соленая. Водичкой заливаешь — готовое пюре. А если где-то старшина свежей картошки достанет — тогда уже был праздник. Что там можно в таком климате сохранить? Холодильника не было, все хранили в маленькой землянке. Сигареты выдавали нам, получали на всех, а некурящим — сахар.

Столовая, как и все остальные помещения, находилась у нас в землянке. Землянка делилась на отсеки.

Землянка, как она делается? Копаешь на метр землю, кирпичиками обкладываешь, буржуйку ставишь, и вот тебе землянка. Крышу из листов железа делали каких-то. Крыша метра на полтора над землей возвышалась, там даже окошки делали в стенах. Сначала-то мы в палатках жили, а потом перебрались в землянку. В палатках зимой холодно, а летом дышать невозможно, а в землянке зимой тепло, а летом прохладно.

В общем, помимо столовки, там уже была спальня. Казарма, как во всех воинских частях. Казармой это не назовешь, там не было второго яруса, поскольку не позволяли потолки поставить второй ярус. И импровизированная оружейка была, где хранилось оружие, патроны лежали, гранаты и автоматики стояли наши с пулеметиками.

На входе было одно помещение небольшое для дежурного — дежурный там постоянно сидел.

Все это было выкопано вручную, построено вручную. Стенки оббивали дощечками из ящиков от снарядов. Брали у артиллеристов или у танкистов, это все — просили. Они освобождали эти ящики, ящики все разбивались и получались хорошие дощечки. Этими дощечками обшивали стеночки. Получалось очень красиво. Порохом это все обжигаешь. Есть такой порох, длинный, как макаронина, ты ее с одной стороны поджигаешь, она горит, ты в нее дуешь, она огнем дощечки обжигает, и получается такая красивая штучка. Стена обшитая, красивая получалась. Не знаю, с чем это сравнить, но в наших полевых условиях это намного лучше было, чем жить в палатке. И пыль, и если подует, допустим, ветер-«афганец» — это вот как сплошной песок, можно сказать, три метра ничего не видишь, задувает куда угодно и во что угодно. Ну, в принципе, на моей практике раза два он всего лишь дул, по-моему. Вообще ничего не видать, задувает во все щели! После него, если в оружие попадает, то это все — замучаешься очистить.

Оружие чистили постоянно, каждый следил за своим, с другой стороны, если увидит, что нечищеное, сержант или прапорщик, пока молодые, дадут вам по шее. Что значит «дадут по шее»? Что-нибудь покричат-покричат, да и успокоются.

Молодых нас человек двенадцать было, как раз одного призыва пришло. Ну, а их было двенадцать- четырнадцать человек. Самый старший у нас был лейтенант, и еще четыре прапорщика. Ну, в начале «старики» поясняли, как надо жить, как надо службу тащить, но ничего такого экстремального не было, во всяком случае, присматривали за молодыми, чтобы не лезли куда не надо.

У нас была еще банька построена из кирпичей, была бочка с холодной водой, бочка с горячей водой, сами грели ее. Было так сделано: туда заливаем солярку, поджигаем, и вот целый день (мы называли ее паровозом) горит. Соответственно, набиралась горячая вода. Могли, в субботу, допустим, устраивать банный день. Помыться с водичкой. Воду привозили с водокачки — приезжала машина с бочкой. Мы воду быстренько туда в бочки заливали ведрами и качали. И могли даже мыться раз в неделю, довольно-таки неплохо. Не каждый это смог бы.

На «точке» находилась станция тропосферная, стояли большие антенны, которые «качали» связь. На станции сидели связисты постоянно. А мы стояли в охране этих антенн, несли караульную службу, чтобы никто не проник. Соответственно, здесь же находилась еще «дизельная», где стояли дизель-генераторы, для того чтобы обеспечивать станцию электричеством. Электричество должно было поступать бесперебойно, чтобы связь могла работать. Если пропадет электричество, то пропадет и связь, которая идет между Союзом и Кабулом. Все было обнесено колючей проволокой, бруствером. Это и была наша