прыжки.
Так и получилось. Вечером мне мать собрала какие-то вещи, поесть, утром я был в военкомате, человека два-три не пришли, медработники отметили удовлетворительное состояние здоровья, меня записали в группу, выделили довольствие, и мы отправились на прыжки.
Прыжки (более правильно, наверное, воздушно-десантная подготовка) продлились около десяти дней (точно не помню). Подъем, зарядка, предпрыжковая подготовка и в итоге совершили каждый по три прыжка с самолета АН-2 («Кукурузник»), после чего уже знали, что будем зачислены в команду, которая пойдет служить в ВДВ.
Приблизительно в январе 1980 г. стало известно, что в ДРА вошли наши войска, точнее ограниченный контингент. Войска были введены, как сообщалось, по просьбе правительства и народа Афганистана.
Хочу сказать, что все это воспринялось совершенно нормально, как необходимость. На самом деле просто надо хоть немножко знать историю, то что Афганистан был первой в мире страной, признавшей образование Союза Советских Социалистических Республик, и первой страной, с которой у нас был подписан договор о дружбе и взаимопомощи. И в рамках этого договора были введены в ДРА советские войска, ведь фактически Афганистан разделился на два политических лагеря, один из которых мы должны были поддержать, так как в противном случае другой был бы поддержан Америкой. Мы опередили США буквально на несколько дней.
Но об этом чуть позже. Сейчас о своих чувствах на тот момент.
Конечно, зная, что пойду служить в ВДВ, и то, что эти войска должны быть на передовых рубежах в период каких-либо военных действий, внутри периодически появлялось определенное чувство тревоги. Неподотчетно понимал, что заканчивается детское восприятие армии. Хотелось получить как-то больше информации. И поэтому, когда в январе из армии пришел мой товарищ, который служил в погранвойсках на границе с Афганистаном (пограничников часто задерживали при демобилизации на месяц-два, а то и больше) я приставал к нему с вопросами есть ли в Афганистане десантники, видел ли он их, когда вводились войска. Ничего конкретного он мне не сказал, а я не знал тогда, что десантники были введены раньше других и переброшены авиапутем, а не сухопутным.
Короче, через некоторое время внутренняя тревога притупилась, а в апреле 1980 года я был призван в армию.
В начале нас направили в учебную воздушно-десантную дивизию — «Учебку» в Прибалтике, где прослужил полгода.
В Учебке учился на командира отделения. Занятия, стрельбы, зарядка, марш-броски…
В общем, учеба, боевая и политическая подготовка. Там быстро разобрался, что к чему, как происходил ввод наших войск, какая обстановка и какие ведутся боевые действия, Известны были уже приблизительные потери на тот момент. Конечно, эта информация носила закрытый характер и в средствах массовой информации не отражалась. Нам же эти данные давали на занятиях офицеры-преподаватели и сержанты, конечно в определенных пределах.
Мы знали, что в Афганистане на тот момент из воздушно-десантных частей находятся Витебская дивизия и 345-й отдельный полк ВДВ.
Витебская дивизия первой вошла, вернее «влетела» в Афганистан, за два дня до начала ввода основного контингента Советских войск. Десантирование производилось посадочным способом — то есть самолеты (ИЛ-76-e) приземлялись и, не останавливаясь, сразу взлетали, а пока они катились по взлетно- посадочной полосе, бронетехника с личным составом съезжала, и подразделения дивизии сразу разъезжались по Кабулу, каждое, выполняя свою конкретную задачу.
Впоследствии, уже в Афганистане и позже, наши десантники не раз удивляли весь мир неординарными и смелыми решениями, не имеющими мировых аналогов, я уже не говорю о выносливости и мужестве.
После окончания Учебки нас должны были распределить по воздушно-десантным дивизиям.
Их было на тот момент, по-моему, семь, включая учебную. Направленные в Витебскую воздушно- десантную дивизию и в отдельный 345-й полк автоматически попадали служить оставшиеся полтора года в Афганистан.
При мне, во время службы в Учебке, уже два сержанта срочной службы были награждены званием Герой Советского Союза посмертно. Это Чепик и Мироненко. Оба они, будучи ранеными, чтобы не попасть в плен, подорвали себя, при этом уничтожив не малое количество «духов» (душманов). Оба они закончили ту же Учебку, в которой был и я, одному из них (просто не помню кому именно) при мне открывали памятник.
Приходили иногда сержантам письма от их товарищей, служивших в Афганистане. Просто доходила какая-то информация о событиях и боевых действиях в ДРА. И в голове, честно говоря, начал происходить какой-то бардак. То есть, ты начинаешь понимать, что всякие шуточки заканчиваются. Ты можешь попасть в Афганистан, а там уже непонятно, как «ляжет карта».
Я сейчас говорю о своих личных мыслях, личных рассуждениях, о том, о чем тогда никому не говорил и ни с кем не делился. Думаю, правда, что так рассуждал не только я, очень многие. Хотел ли я тогда попасть в Афганистан? Наверное, понимая, что тебя могут убить, скорее всего — нет. А ведь лезли мысли: «Ведь ты хотел попасть служить в ВДВ, ты знал, что это за войска, ты мог предполагать, что возможны какие-то боевые ситуации, внутренне к ним был готов — так что же ты мнешься, ведь больше может не быть в жизни такой возможности в мирное время участвовать в реальных боевых действиях». В общем, внутренних противоречий хватало.
В Учебке у меня был товарищ, конечно, все были товарищами, но с кем-то ты все равно проводишь больше времени и ближе сходишься. Так вот, мы с ним частенько думали — будем проситься, чтобы нас отправили служить в Афганистан или нет? Сошлись на мнении, что в Афганистан рваться не будем, но, если распределят, отказываться тоже не станем (хотя, по большому счету, солдат любой армии должен просто выполнять приказы). Но все решилось не то, что само по себе, но как-то совсем неожиданно.
На политзанятиях (наверное, месяц оставался до окончания службы в Учебке) наш сержант, заместитель командира взвода Гаврилечко, молчал-молчал (мы в это время что-то писали), затем ни с того, ни с сего: «Кто хочет ехать в Афганистан?». Я, честно говоря, растерялся, ведь сейчас надо принимать решение, момент, о котором старался не думать, наступил. Мой товарищ на меня старается не смотреть, я готов его дернуть за рукав: «Ну что?» Вижу, один встал, другой, третий и я подумал: «Ну и ладно», — и тоже поднялся. В общем, поднялись шесть или семь человек. Реакция сержанта была интересна и до сих пор мне непонятна: «Я так и предполагал, и вы, которые поднялись, все равно поехали бы в Афганистан».
Таким образом, внутренние противоречия разрешились. После этого голову стали занимать другие мысли: «Буду стараться быть бдительным, полагаться на реакцию, постараюсь отреагировать на выстрел, если что». Но потом, зная, что скорость звука примерно в два с половиной раза ниже скорости пули при выстреле из автомата Калашникова 7,62 мм (то есть, когда ты услышишь звук выстрела, пуля уже давно пролетит), выкинул эти мысли из головы.
Когда были определены все те, кто направлены в Афганистан, нас собрал в клубе командир полка и сказал, что нежелающие ехать служить в Афганистан могут отказаться, что они будут направлены в другие дивизии для прохождения службы на территории Советского Союза. При этом, никто их за это никогда не упрекнет. В общем, такая возможность была у всех. Никто в нашем учебном полку (в Учебке было три учебных полка) не отказался. После чего мы отправились кто в Витебскую дивизию, кто в 345-й полк.
В нашей роте, в Учебке, все те, кто должен был попасть в Афганистан, были распределены в Витебскую дивизию в 350-й парашютно-десантный полк (для справки — в состав Витебской дивизии входили три парашютно-десантных полка (317-й, 350-й, 357-й), артиллерийский полк, дополнительные отдельные батальоны и роты.
И нас в начале-середине ноября отправили в Белоруссию, в учебный центр при Витебской дивизии «Лосвидо» (по крайней мере, мы его так называли). Таким образом, закончился подготовительный этап перед тем, как попасть в Афганистан.
В «Лосвидо» мы пробыли примерно полтора месяца. Зарядка, плановые занятия, режим, конечно, более льготный, чем в Учебке. Может как-то не очень нас хотели чересчур загружать перед отправкой в