Первые дни съемок стали цепочкой откровенных неудач. Каждый член команды получил по экземпляру романа — осторожно, почти хирургически сокращенного. Но ни один эпизод не был полностью опущен.

— Мы станем как можно ближе придерживаться сюжета книги и по мере наших сил улучшать его по ходу дела, — уверенно заявил Уиллард. — А первым делом мы займемся тройными существами. — Он повернулся к главному звукооператору: — Ты над этим поработал?

— Я попытался сплавить три голоса в один.

— Давайте послушаем. Внимание, тишина в студии.

— Первым даю Пестуна, — сообщил звуковик. Послышался высокий тенор, совершенно не согласующийся с угловатой фигурой, созданной имажистом. Уиллард даже слегка поморщился от этого несоответствия, но Пестун и был ходячим несоответствием — матерью мужского рода. Рационал, медленно покачивающийся на ходу, оказался владельцем несколько самодовольного легкого баритона и с подчеркнутой тщательностью произносил слова.

— Поменьше раскачивайте Рационала, — вмешался Уиллард, — а то у зрителей начнется морская болезнь. Пусть он покачивается не все время, а лишь когда размышляет. Затем он кивнул, увидев колыхающееся облачко Дуа (так в романе звали Эмоциональ). Ее облик получился весьма удачным, равно как и голос — поразительно нежное сопрано.

— Она никогда не должна кричать, — сурово напомнил Уиллард, — даже когда охвачена страстью.

— Не будет, — пообещал звуковик. — Но когда я синтезировал голос тройного существа, фокус оказался в том, как сделать каждый из трех прежних голосом смутно узнаваемым.

Все три голоса звучали негромко, не очень четко выговаривая слова. Потом они словно сплавились, и четкость произношения сразу повысилась. Уиллард немедленно покачал головой:

— Нет, совершенно не годится. Нельзя просто переплетать три голоса, иначе речь тройного существа станет смешной. Нам нужен один голос, в котором каким-то образом ощущаются три исходных.

— Легко сказать, — оскорбился звукооператор. — Но как это сделать?

— Очень просто, — жестко произнес Уиллард. — Прикажу тебе. Когда результат меня удовлетворит, я дам тебе знать. Так, Кэткарт… где Кэткарт?

— Я здесь, — отозвалась она, показываясь из-за своих инструментов. — Там, где и должна находиться.

— Мне не понравились подсознательные образы, Кэткарт. Насколько я понял, ты пыталась создать у зрителя впечатление мозговых извилин?

— Символ разумности. У этих инопланетян тройное существо есть вершина разумности.

— Да, понимаю, но вместо этого у меня возникло впечатление червей. Придется придумать что-то другое. Да и внешность тройного существа мне тоже не нравится. Он похож просто на большого Рационала.

— Но он и есть большой Рационал, — возразил один из имажистов.

— Он именно так описан в книге? — резко спросил Уиллард.

— Не очень подробно, но у меня создалось впечатление…

— Забудь о своих впечатлениях. Решения тут принимаю я.

С каждым днем Уиллард становился все раздражительнее. Как минимум дважды он с трудом сдерживал эмоции, и второй раз это произошло, когда он заметил в дальнем уголке студии какого-то человека, наблюдающего за съемками. Вспыхнув, он тут же направился к нему:

— Что вы здесь делаете?

— Смотрю, — ответил Лабориан.

— В нашем контракте записано…

— Что я не имею права вмешиваться в процесс. Но там не сказано, что я не могу спокойно сидеть и смотреть.

— Если вы останетесь, то наверняка огорчитесь. Компьюдраму снимают по определенной технологии. Приходится преодолевать множество сложностей и неувязок, а съемочная группа начнет нервничать, если автор будет наблюдать и высказывать неодобрение.

— Я ничего не собираюсь высказывать. Я здесь только для того, чтобы ответить на ваши вопросы, если вы пожелаете их задать.

— Вопросы? Какие еще вопросы?

— Не знаю, — пожал плечами Лабориан. — А вдруг вас что-либо озадачит, и вам потребуется мой совет.

— Понятно, — протянул Уиллард, не скрывая иронии, — Получается, вы сможете научить меня моему же ремеслу.

— Нет, я могу ответить на ваши вопросы.

— Прекрасно, у меня уже есть вопрос.

— Очень хорошо. — Лабориан достал из кармана диктофон. — Вам осталось лишь произнести в микрофон, что вы задаете мне вопрос и желаете, чтобы я ответил, причем это не станет нарушением контракта, и я к вашим услугам.

Уиллард долго молчал, глядя на Лабориана с таким выражением, словно ожидал от него подвоха, но все же произнес в диктофон нужные слова.

— Замечательно. Так что у вас за вопрос?

— Работая над книгой, вы хоть как-то представляли себе облик тройного существа?

— Совершенно не представлял, — радостно ответил Лабориан.

— Но как такое возможно? — Голос Уиллард дрожал от возмущения, словно лишь сила воли не позволила ему добавить в конце слово «идиот».

— Да очень просто. То, что я не описываю, читатель домысливает сам. Полагаю, каждый делает это по-своему — так, как ему нравится. В этом преимущество писателя. Аудитория у компьюдрамы может оказаться гораздо многочисленнее, чем число читателей книги, но за это вам приходится расплачиваться, создавая подробнейшие образы.

— Это я и без вас понимаю. Значит, спрашивал я вас зря.

— Ничуть. У меня есть совет.

— Какой же?

— Голова. Снабдите тройное существо головой. Ни Рационал, ни Пестун и ни Эмоциональ не имеют головы, но все они считают тройное существо гораздо умнее любого их них. Именно в этом и заключается разница между тройным существом и его исходными компонентами. Интеллект.

— Голова?

— Да. Интеллект у нас ассоциируется с головой. В голове находится мозг, органы чувств. Безголовые устрицы или мидии — это моллюски, которые нам кажутся не разумнее травинки, но их родственника осьминога, тоже моллюска, мы воспринимаем как существо потенциально разумное именно из-за его головы. И глаз. Пусть у тройных существ будут еще и глаза.