девять в Амарне, единственный законченный склеп, предназначалась для начальника военной охраны царя.

Ее хозяин изображен при исполнении религиозного долга, поклоняющимся Солнцу, а также на службе, отдающим рапорт, проверяющим посты охраны. Украшение склепа сделано по повелению Эхнатона, вознаградившего сановника за верную службу.

Из кого состояло население Амарны? Основная его часть – это египтяне, последовавшие за царем. Например, стольник царя Пареннефер бросил фиванскую гробницу, убранную в «традиционном» стиле, и принял религию Атона. Несомненно, добрая часть фиванской администрации, верная монархии фараонов, продолжала служить Эхнатону. Лица, известные при дворе Аменхотепа III, сохраняют свое положение. Не было никакой «охоты на ведьм», ничто не говорит о гражданской войне в эту эпоху. Фараон оставался истинным владыкой царства. Как ни гневались фиванские жрецы, им оставалось только подчиниться. Эхнатон, удалившись из Фив, отстранился также от некоторых слоев знати. Примечательно, что он приблизил к себе новых людей, в частности некоторое число чужеземцев. Очень многозначительны имена вроде «Эхнатон меня создал». Среди этих людей, конечно, затесались и честолюбцы, видевшие в «атонизме» лучшее средство быстро сделать карьеру. Но нельзя отрицать и существование искренне верующих. Среди ближайших соратников Эхнатона – визирь Нахт, главный зодчий Хатиаи, великий жрец Атона Мерира, начальник колесниц и конюшен Ранефер, начальник войска Панехси. Наблюдаются новации и в египетской письменности. В обиход вошли разговорные обороты, народные и даже иноязычные выражения.

Первое время после основания новой столицы, примерно до восьмого года правления, усиленно строили собственно город. Гробницы если и были частично заложены, то их еще не успели отделать теми изображениями и надписями, которым суждено было стать главным источником наших сведений об Аменхотепе IV и его солнцепоклонничестве. На скалах, сперва на правом, а потом и на левом берегу реки, высекали одну за другой пограничные плиты города. На них представлено царское семейство, служащее лучистому Солнцу, и вырезаны рассказ об основании Ахетатона и царская клятва. Царь возобновил ее на восьмом году своего правления при осмотре пограничных плит. Искусство этого времени оставалось на уровне, достигнутом в Фивах. Изображения фараона стали едва ли не еще более уродливыми, чем в старой столице, и даже красивую царицу Нефертити изображали наподобие ее мужа.

Супругов, хоть и женившихся по решению родителей, соединила глубокая любовь. Царица была так же поглощена «атонизмом», как и ее повелитель. Нефертити стала своеобразным «эталоном» египетской красавицы. И недаром. Два ее удивительных портрета – один хранится в Берлине, другой в Каире – излучают очарование, к которому и в наши дни никто не остается равнодушным. Эти портреты были найдены в 1912 году при раскопках Телль-эль-Амарны немецкой экспедицией JI. Борхардта в помещении скульптурной мастерской.

Царица вела домашний образ жизни. Документы молчат о ее государственной деятельности, но, вероятно, Нефертити исполняла религиозные функции. Она – «умиротворяющая Атона голосом сладостным, своими руками прекрасными с систрами». Она участвует в ритуалах и становится верховной жрицей особого святилища, где отправляют культ заходящего Солнца. Блок, привезенный из Гелиополя и находящийся в Музее изящных искусств в Бостоне, сохранил поразительную сцену: Нефертити в венце и одеянии фараона, схватив за волосы врага, поражает его палицей. Это классический сюжет, но раньше так изображали только фараонов-мужчин. Может быть, это признак того, что Нефертити была облечена особой властью? Но большинство исследователей уверены, что эти изображения условны.

Царица еще и мать. Любовь к детям, к семье свойственна ей так же, как и Эхнатону. Супруги произвели на свет шестерых дочерей. В понимании царя семья – это символ божественной жизни, а супружеская любовь – перевод на человеческий язык божественной любви. Она заслуживает того, чтобы ее прославляли художники. Впрочем, эта тема принадлежит к самым древним египетским традициям. Достаточно взглянуть на некоторые скульптурные группы Древнего царства, чтобы понять, что союз мужчины и женщины рассматривался с сакральных позиций. Новизна – в выражении этой уверенности, в том, что называют амарнским «натурализмом». Чтобы приблизить зрителя к святая святых жизни, к семейному очагу, царь и царица без колебаний приказывали изображать себя обнаженными. Природа, как поется в Большом гимне Атону, – создание богов. Человеческие тела, так же как птицы, растения или рыбы, оживают под действием света.

Эхнатон и Нефертити любили демонстрировать нежность, которую они питали к своим детям. Вспомним рельеф, где царица, сидящая на коленях царя, держит на руках одну из своих дочерей-малюток, вспомним статуэтку, изображающую Эхнатона, целующего дочь, а также трогательный рельеф, где безутешные царь и царица плачут над гробом Мекетатон, своей второй дочери, умершей от болезни. Это несчастье, случившееся на двенадцатом году царствования фараона, было для царя жесточайшим испытанием. Любопытный факт: в именах пятой и шестой дочерей царственной четы имя Атона заменяется именем Ра.

Об Эхнатоне и Нефертити можно сказать, что они действительно составляли солнечную пару, в связи с их однозначным желанием преподнести свою любовь как символ света. Не забудем, что великий гимн Атону, своеобразный манифест новой религии, кончается посвящением, где царица признается божественным воплощением вселенской красоты. Текст, высеченный на одной из пограничных стел Амарны, дает великолепное описание Нефертити:

У фараона была и вторая жена. Имя Кэйе впервые упоминается вскоре после его женитьбы на Нефертити. Постепенно значение этой супруги росло. В конце правления Эхнатона она была возведена в ранг «младшего сотоварища», «полуфараона». Она изображалась в синем фараоновом венце с уреем и царским скипетром, в мужских одеяних и переднике. Но только одно ее имя обводит рамка-картуш (у царя – два имени). Детали указывают на то, что ее положение несравнимо даже со статусом царицы, не то что царя (например, она носит за царем веер). Некоторые исследователи говорят об отчуждении и даже ссоре Эхнатона и Нефертити, но титул «Великой царевой жены» Эхнатон сохранил за Нефертити. Взлет Кэйе был недолог, и за него она дорого заплатила: ее лишили гробницы и погребальной утвари, а имя ее предали забвению.

Фараон продолжал питать к Солнцу самые теплые чувства. Тело и руки царя по-прежнему покрывали пластинки с солнечным именем. Теперь на изображениях солнечные лучи своими маленькими ручками уже любовно обнимали царя и царицу или поддерживали их венцы. В молельне в древнем городе Солнца Гелиополе царское семейство было изображено не только молящимся коленопреклоненно, но и целующим землю перед Солнцем. После года, месяца и числа имя «царствующего» Солнца писалось раньше имени фараона. Солнечное имя все больше уподоблялось царскому, к нему присоединили слова «кому дано жить вечно, вековечно». И их добавили, несмотря на то, что, по представлениям Аменхотепа IV, Солнце само давало жизнь, а не получало ее от кого бы то ни было.

В год основания новой столицы фараон еще терпимо относился к старым богам. Тогда он считал нужным оговорить, что место, где был основан Ахетатон, «не принадлежало ни богу, ни богине, ни властителю, ни властительнице». На древнейших пограничных плитах Ахетатона не раз упоминались «боги (и) богини».

Но затем положение изменилось. Царь утверждал, что самая порочная сила, против которой ему удалось выстоять, – это речи жрецов. А жрецы служат богам. Эхнатон пытается уничтожить культы, приказав сбить имена других богов, и прежде всего Амона, что равнозначно их истреблению. Однако причины и практика такой религиозной политики остаются туманными. Она непоследовательна; более того, в самой Амарне население помимо Атона поклонялось и другим богам. Одно из серьезнейших деяний Эхнатона – уничтожение культа Осириса. Царь совершил чреватую тяжелыми последствиями ошибку, ибо народ был всей душой привержен этой религии, отражавшей надежды на загробную жизнь, на божественную справедливость, одинаковую для богатых и бедных. Но Осирис – антипод Атона. Он –