человека признать свой статус тварного существа. Мысль о том, что Бог – это всё, а он сам – ничто, не расстраивает его. Напротив, он находит благородным представление о том, что Бог призвал его к жизни.

Древние греки превозносили добродетель великодушия, но им не удалось постичь подлинное значение смирения, поскольку им недоставало понятия сотворения из ничего. Понятие сотворения из ничего – это дар иудео-христианской традиции, хотя к этому можно прийти и путем индуктивного рассуждения.

Таким образом, смирение – это позиция человека по отношению к Богу; это привычка жить в истине – истине о том, что мы зависимые от Бога существа, а также в истине относительно своих достоинств и недостатков.

Смирение – это также позиция человека по отношению к другим людям. Благодаря смирению лидеры естественным образом почитают то Божественное начало, что есть в каждом творении. Это почтение пробуждает стремление к служению. Лидеры служат Богу, присутствующему в других людях. Последовательно поступая так, они развивают в себе привычку служить.

В отличие от смирения гордыня порождает не истину, а ложь; не служение, а эгоизм. Если мне не удается постичь существенные истины о себе и о других, я теряю связь с действительностью. Гордыня превращает мое внутреннее я в царство фикции, она делает меня слепым, не видящим красоты служения.

Люди, пораженные такой экзистенциальной слепотой, нуждаются в том, что греки называли метанойей, – в подлинном обращении сердца. Метанойя (этот термин дословно переводится как «за пределами ума») выводит нас за пределы наших обычных чувств и мыслей, полностью меняя перспективу, заставляет пересмотреть наши жизненные цели, трансформирует нашу жизнь в целом. Современная психология называет этот процесс смещением парадигмы. Но это понятие не отражает истинного масштаба трансформации, необходимой для преодоления экзистенциального отчуждения, порождаемого гордыней.

Великодушие (устремленность к великому) и смирение (преданность служению) идут рука об руку и не могут быть отделены друг от друга. Иисус Христос явил максимальную степень великодушия – он поставил себе целью спасти человека от греха, обoжить его и даровать ему вечное блаженство. В то же время Он явил максимальную степень смирения – принял облик слуги[43], умер на кресте и дал Свое тело людям в качестве духовной пищи.

К сожалению, слово «смирение» приобрело уничижительный смысл. Смиренный человек зачастую рассматривается как лишенный амбиций, высоких и благородных.

Многие христиане своим поведением способствуют распространению ложных представлений о смирении. Некоторые из них слишком склонны к безвольному подчинению «судьбе» или властям предержащим; они не могут понять, что глубокое почитание Божественного начала в других людях – это вовсе не самоуничижение перед власть имущими. Другим противна сама идея стремиться к совершенству в личной и профессиональной жизни; им непонятен призыв Христа «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный»[44]. Они считают, что лучше «смиренно» грешить, чем «гордо» стремиться к совершенству, как будто греховное действие не имеет ничего общего с гордыней, а самосовершенствование – со смирением.

Такое ложное смирение – прибежище малодушных[45]. Это не добродетель, а самовыхолащивание, и оно резко противоречит человеческому достоинству. Это тот тип смирения, который имел в виду Ницше, когда клеймил христианскую нравственность как «нравственность рабов».

Люди ложно смиренные стремятся уклониться от своих социальных, профессиональных и семейных обязанностей. «Ложное смирение очень удобно, – пишет Эскрива, – ты такой “смиренный”, ты не претендуешь на права… Да ведь это обязанности!»[46]

Человек подлинно смиренный видит себя таким, каков он есть на самом деле. Он признает свои слабости и недостатки, но видит также и свои сильные стороны, свои способности. «Презирать дары, данные нам Богом, – не смирение, а неблагодарность», – пишет Фома Аквинский[47].

Латинское слово humilitas (смирение) происходит от humus – гумус, или перегной, наличие которого, как известно, является важным критерием при оценке плодородности почвы. Таким образом, смирение – это плодотворность, а не бесплодие.

«Смирение и великодушие, – говорит Пипер, – не только не исключают друг друга, но находятся друг с другом в родственном отношении. <…> Смирение нерешительное и узко понятое, не способное вынести внутреннее напряжение от сосуществования с великодушием, – это не истинное смирение»[48].

Лидеры устанавливают высокие стандарты деятельности и ожидают, что другие последуют за ними. Они достигают этого результата не путем грубого администрирования, а путем поощрения активной работы. Это и есть вовлеченность.

Понятие «вовлеченность» означает, что лидеры привлекают, а не подталкивают; учат, а не приказывают; вдохновляют, а не распекают. Таким образом, лидерство – это не столько проявление власти над другими, сколько способность дать другим возможность проявить себя.