крылатые самцы. Это явление знакомо и пчеловодам, и такую «лжесамку» они называют трутовкой: она производит только трутней…
И еще вспомним: изъятие куколок сангвинеями происходит без телесных повреждений муравьев- хозяев гнезда, где произошел «набор помощников». Точка зрения П. И. Мариковского подтверждается и тем замечательным обстоятельством, что в больших, многолетних муравейниках сангвиней никаких помощников нет: надобность в подсобных рабочих и внутригнездовых няньках и кормилицах начисто отпадает, когда семья наберет силу. Не подтвердились «сугубо рабовладельческие» привычки сангвиней и в моем опыте: после соединения двух лабораторных гнезд сангвиней и фусок пешеходным мостиком сначала все шло вроде бы по графику: разведка, нападение, грабеж, уволакивание коконов домой, но там, увы, они были тотчас вскрыты, а их содержимое быстро… съедено.
Не припомню, чтобы плантаторы-рабовладельцы поступали таким вот образом…
Примечательна у кроваво-красных сезонная смена жилищ: осенью муравьи нередко переселяются в другие, резервные, «зимние» муравейники. А просыпаются сангвинеи после зимней спячки на несколько дней позднее рыжих.
Иногда удается видеть, как муравьи перетаскивают в жвалах взрослых своих собратьев из гнезда в гнездо, отстоящие друг от друга на много метров. Это происходит обмен жителями — еще одна интереснейшая особенность сложной общественной организации некоторых муравьев из рода Формика. Несущий держит товарища за челюсть, тот покорно съежился в шарик и «едет» либо на другое место жительства, либо на объект работ. Я не раз видел, как сангвинеи носили так своих помощников — но ни разу чтоб наоборот: еще один нам урок, преподанный Природой. Нельзя оценивать общественные отношения, политический строй, материальное положение, права членов сообществ — насекомьих, человечьих — по одному наблюдению, возбуждающему совсем неуместные эмоции. А как иначе? Глянул вот так же кто-то, увидел: красные грабят черных, делают из них рабов — уничтожить город красных!
Все Живое требует с нашей стороны прежде всего безусловной охраны, а уж затем — тщательных, беспристрастных наблюдений. Исключений из этого правила нет.
Описанное гнездо сангвиней имело еще два филиала — зимний и летний; это показано на укрупненном фрагменте плана на следующей странице.
Обнаружил я в Лесочке и вторую семью сангвиней, тоже с помощниками — всего лишь в двадцати метрах от гнезда фусок в «Замбии». Удивительным оказалось то, что набор помощников они производили не в этом гнезде, а совсем в другой стороне, в ста пятидесяти метрах на северо-запад — в «Гвинейском заливе». Похоже, сангвинеи стараются набирать помощников из как можно более удаленных гнезд, совершенно не трогая ближние. Это подтверждалось и тем, что кроме фусок мои сангвинеи держали на должности помощников еще два вида формик — поликтену (малый рыжий лесной муравей) и цинерею (пепельно-серый); гнезд этих муравьев я за все годы в центральных, южных и восточных областях Лесочка так и не нашел, но небольшое количество помощников этих видов мои «кроваво-красные» охотно показывали мне каждый год.
И еще я заметил: когда идет заимствование (или набор, или грабеж — решайте сами) коконов сангвинеями, над муравейником тотчас повисают небольшие наездники, иногда пикирующие вниз, в самую свалку, для откладки яйца. Кому оно предназначено — хозяину или «гостю» — я так и не установил. Повадки этого диверсанта белоногого наездника — подробно описаны в книге П. И. Мариковского «Маленькие труженики леса», но только по отношению к рыжему лесному муравью Формика руфа.
У меня много лет квартировала небольшая семья сангвиней, взятая в другом лесу, с «примесью» малого рыжего — поликтены. Искусственный муравейник стоял в дальнем от окна углу комнаты — подоконник был занят особо светолюбивыми квартирантами. Пищей муравьям служили кусочки мяса, медовый раствор, а по праздникам — живые насекомые. Жители этого же муравейника послужили мне натурой для цветного рисунка на обложке журнала «Защита растений». Изображена часть колонны «продотряда» с добычей — листоедом-скрытоглавом и блошкой. А в статье к этому рисунку я писал так: «Кроваво-красный муравей уже обратил на себя внимание ученых как энтомофаг, возможно, еще более активный, чем «испытанные» виды Формика. В этом может убедиться каждый, кто бросит у муравейника сангвиней гусеницу или другое насекомое. Считанные секунды — и добыча будет облеплена воинственными, злющими муравьями и через короткое время окажется в гнезде. У «обычных» формик — руфа, пратензис, поликтена — времени на подобную операцию уйдет заметно больше: они не столь расторопны. Если сравнить расстояния, пройденные за единицу времени разведчиками кроваво-красных и рыжих, то рекорд будет за первыми: они уйдут намного, почти вдвое дальше от гнезда. Поэтому велики и площади, очищаемые этим муравьем от вредителей. Трудности экспериментов по искусственному переселению муравьев Формика сангвинея будут заключаться прежде всего в отсутствии высокого рыхлого конуса — не обойтись без глубокого вскрытия муравейника-донора, который после этого может и погибнуть. Как подготовить, место для новоселов, обязательна ли близость муравейников других формик для вербовки помощников — все это пока что уравнение со многими неизвестными, которое предстоит решать экспериментальным путем только опытным ученым-мирмекологам[11]. И если удастся приживлять кроваво-красного муравья в садах — но без ущерба природе — он сослужит хорошую службу».
Тогда я еще верил, что биологический метод защиты сельскохозяйственных культур от вредителей с помощью насекомых-энтомофагов будет усиленно изучаться и получит широкое развитие. Но мечта моя, увы, не сбылась: биометод такого рода был отнесен к «экстенсивным», то есть медленным и плохим технологиям, а зеленая улица была дана — это случилось в 1985 году — интенсивным химическим методам защиты растений, губящим порой все живое без разбору, да и нередко травящим наши же продукты.
Когда же, наконец, мы поумнеем?
Кое-где по уцелевшим от плуга закраинам Лесочка в плотной непаханой почве виднелись очень круглые, будто высверленные сверлом, отверстия — диаметром от четырех до шести миллиметров; земляных отвалов, как это бывает у подземно гнездящихся одиночных пчел, возле этих дырочек не было. Каждую норку окружала ровная гладкая площадка, по краям которой виднелись сухие останки разных насекомых. Стало быть, в норках скрывались какие-то хищники вроде тарантулов, но уж очень не походили эти маленькие норки в плотной почве на паучиные.
Хозяев норок не было заметно: может быть, они охотились только ночью? Но откуда тогда среди остатков этих жертв сухие трупики муравьев — муравьи-то ночью сидят дома!
Одну из норок я взял под более внимательное наблюдение и стал как можно чаще на нее поглядывать. И не зря: вдруг она исчезла. Значит, думаю, хозяин ее либо окукливается, либо отложил яйца
