помедлила и с вызовом добавила: - Может, ты мне» святой отец, и сосиску в укор поставишь? Так не сетуй, батюшка. - сосиска-то диетическая была!

Тимуру стало совсем весело.

«Тоже мне, верующая! - подумал он. - Туман только на себя напускает!» - И Евстафий Великомученик, укоризненно посмотрев на бабушку, заскользил дальше.

Но не тут-то было. Тетя Паша схватилась за икону обеими руками и рванула к себе.

«Ах, так - рассердился Тимка. - Я ей этого худосочного свитого хочу подправить, а она «не - палки в колёса! Ей добра желают, а она… Вот, возьму, и заберу цветы обратно!»

Мальчишка потянулся за хризантемами.

И тут вдруг Пелагея Захаровна увидела, как в букет вцепились измазанные чернилами пальцы…

Это было совсем непонятно, но - чего не бывает во сне!- бабушка смекнула, что здесь замешана нечистая сила. А тут ещё перед самым носом мелькнул чёрный хлястик.

– Хвост! - закричала тётя Паша и ринулась в бой. Схватив веник, она как следует всыпала шустрому чертёнку.

«Советская старуха, а метёлкой дерётся! - возмутился Тимка. - И как это она так ловко в меня попадает?»

Мальчишке и в голову не приходило, что его рука, схватившая букет, «проявилась», - ведь сам-то он её не видел! Ловко увернувшись от метёлки, «чертёнок» бросил букет на стол: «Ладно, уж, оставлю ей цветы, пусть нюхает!»

– А. чтоб ты пропал! - крикнула тётя Паша и вдруг застыла с поднятым веником в руке.

Ни пальцев, ни хвостика!… Ориентир был потерян.

Тем временем венчик святого Евстафия зацепился за красную нитку бабушкиного вязанья, и петли, одна за другой, стали стремительно распускаться.

Бабка и ахнуть не успела - полсвитера как не бывало! За что ж ты, батюшка, так озорничаешь над старой? - возмутилась тётя Паша. Я с тебя тридцать лет каждую пылинку сдувала! А ты против меня пошёл! - Пелагея Захаровна взяла в руки икону, открыла старомодный сундук, окованный железом, и сунула её туда.

– Полежи-ка тут до времени, поостынь! А я пойду к соседке сбегаю - поговорить надо!

Тётя Паша опрометью выскочила из комнаты. Ключ в замке дважды повернулся, и Тимка оказался в ловушке.

А в лаборатории продолжались наблюдения за моделью 187-бис. На этот раз условные изображения на экране расшифровывал в образах и цвете телевизор особого назначения.

 Конструктор и его помощница, затаив дыхание, следили за тем, что происходит в квадрате 48120, иначе говоря, в комнате у тёти Паши. Ведь на экране впервые обозначились острые зубчатые линии, похожие на аритмическую электрокардиограмму, и послышались частые тревожные сигналы.

 - Прелестно! - воскликнул конструктор, - Видите, Любочка, как безукоризненно работает ограничитель на нашей модели? Какая высокая чувствительность на отрицательные поступки! А вы понимаете, почему у мальчишки рука стала видимой?

 - Догадываюсь! Шапочке не понравилось, что мальчик забрал обратно подаренный букет, и она частично выключилась! И тогда вылезли наружу рука и хлястик от пиджака.

 Учёный увеличил контрастность изображения, и лаборантка вдруг захлопала в ладоши.

 - Вот умница! Положил букет на место - и шапка опять заработала в нужном режиме! Смотрите, и экран перестал бушевать.

 - А помните, Любочка, как вы недоумевали, почему было решено снабдить шапку ограничителем?

 - Помню… это было в первый день моей работы, - смутилась лаборантка. - Теперь-то уж я понимаю! Как только человек надевает на себя «невидимку, ему начинает казаться, что он всё может, как в сказке. Он думает, что он уже маг и волшебник и ему всё дозволено… И вот тут-то, если человек забылся, переступил границы, вмешивается ограничитель, и владелец «невидимки» становится частично видимым.

 Да… - удовлетворённо сказал ученый. Не просто было создать такое контролирующее устройство, своего рода фильтр, черев который процеживаются все поступки обладателя шапки. Ведь ограничитель - это, по сути дела, мерило человеческой совести… А вы о чём задумались Любовь Сергеевна?

 Лаборантка откликнулась на сразу. Вероятно, подыскивала слова.

 - Вот одно мне непонятно. - сказала она наконец. - Тактично ли, что мальчик так вольно и, я бы сказала, бесцеремонно разыгрывает бабушку? Ведь религиозные убеждения старушки - её личное дело. Почему же на экране не фиксируется отрицательный поступок? Почему ограничитель не срабатывает?

 Конструктор оторвался от телевизора

 - Видите ли, Люба, у нашей шапочки есть своя логика, моторам вытекает только из разумного и справедливого. Модель сто восемьдесят семъ-бис уже по своему замыслу свободна от каких бы то ни было предрассудков. И судит она, естественно, бел оглядки на них.

Тимка высунулся в окно и посчитал этажи.

– А. была не была! - подтянувшись на руках, он перекинул ноги на карниз. - При моих альпинистских способностях через три минуты я буду на тротуаре! - И он обнял водосточную трубу.

Едва Тимка спустился до четвёртого этажа, как услышал жалобный детский плач. Тяжёлое житьё у человека, если у него на голове шапка! Придётся заглянуть, тем более, «то большущая форточка в нижней половине окна, как нарочно, открыта настежь.

Посреди комнаты, размазывая слезы по щекам, сидела заплаканная девочка лет пяти. Радом с ней, безжизненно раскинув руки и ноги, валялась большая гутаперчивая кукла с льняными волосами.

– Я тоже к тёте хочу! - всхлипывала девчонка. - Все ушли, меня не взяли!

Невидимка бесшумно спрыгнул в комнату. Подкрался к кукле а осторожно поставил её на смешные розовые ноги.

– Не плачь, мама!- пропитал он голосом Буратино - Я тебе хали-гали спляшу!

Пятилетняя кудрявая мама вытаращила на свою Таньку глава, а кукла как ни в чём не бывало притопнула красными лакированными сапожками и начала уморительную пляску. Она так здорово вертелась на одной ножке и прихлопывала в ладоши, что под конец ей маленькая хозяйка тоже пустилась в пляс.

– Ну, а теперь я устала! - пропищала кукла и пообещав девочке рассказать интересную сказку, уговорила ей лечь в кровать.

Особо интересных сказок Тим не помнил, но «Волка и семерых козлят» рассказал с выражением.

Так и не дослушав, где волк нашёл седьмого козлёнка, кудрявая «мама» сладко заснула и даже во сне крепко обнимала свою Таньку.