передышки. На следующий день он изменил свое решение: два дня превратились в десять. Французы пришли в ужас, а Фиц сгорал от стыда.

Он пытался обсудить это решение с полковником Хервеем, помощником сэра Джона — но тот смотрел в рот начальству, а возражения Фица встречали у него возмущенный отпор. В конце концов Фиц позвонил лорду Ремарку, заместителю военного министра. Они вместе учились в Итоне, к тому же Ремарк приятельствовал с Мод и часто делился с ней сплетнями. Фиц не чувствовал себя вправе действовать таким образом, в обход начальства, но равновесие сил было столь шатким, что нельзя было сидеть сложа руки. Теперь он понимал, что быть патриотом не так-то просто.

Результат разговора с Ремарком превысил все ожидания. Премьер-министр Асквит немедленно послал в Париж нового военного министра, лорда Китченера, и позавчера сэра Джона вызвали к начальству на ковер. Фиц надеялся, что Френча отстранят от командования, а если нет — то хотя бы хорошенько встряхнут.

Чем дело кончилось, он узнает очень скоро. Фиц отвернулся от Жини и сел на кровати.

— Ты уходишь? — спросила она.

— Дела, — ответил он, вставая.

Она сбросила простыню. Фиц взглянул на ее безупречную грудь. Заметив его взгляд, она улыбнулась сквозь слезы и приглашающе раздвинула ноги. Он не поддался искушению.

— Сделай мне кофе, дорогая, — попросил он.

Она накинула светло-зеленый шелковый халатик и поставила воду. Фиц тем временем одевался. Вчера вечером он обедал у себя в посольстве, а потом сменил свой алый, бросающийся в глаза мундир на смокинг и пошел прогуляться по злачным местам.

Она подала ему кофе — очень крепкий, огромную чашку.

— Я буду ждать тебя вечером в клубе «У Альберта», — сказала она. Официально ночные клубы не работали, как театры и синематограф. Даже в варьете и кабаре «Фоли Бержер» было темно. Кафе закрывались в восемь, рестораны — в половине десятого. Но не так-то просто было остановить ночную жизнь огромного города, и ловкие хозяева вроде Альберта открыли подпольные заведения, где по немыслимым ценам продавали шампанское.

— Постараюсь к полуночи подойти, — сказал Фиц.

Кофе был горький, зато сон как рукой сняло. Он дал Жини золотой английский соверен. Это была щедрая плата, к тому же в такие времена золото ценилось намного выше бумажных денег. Прощаясь, Фиц поцеловал ее, и она к нему прильнула.

— Ты ведь придешь, правда? — спросила она.

Он почувствовал жалость. Ее мир рушился, и она не знала, что делать. Ему хотелось защитить ее, пообещать, что он о ней позаботится — но это было бы нечестно. У него беременная жена, и если Би расстроится, она может потерять ребенка. Да и вздумай он связать свою жизнь с французской проституткой — он стал бы для всех посмешищем, даже если бы и не был женат. В конце концов, таких, как Жини — миллионы. И всем, кто еще жив, страшно.

— Я очень постараюсь, — сказал он и освободился из ее объятий.

Его синий «Кадиллак» стоял на обочине. К капоту был прикреплен маленький флажок Великобритании. Личных машин на улицах было очень мало, и почти все с флажками — французским триколором или флажком Красного креста, показывающим, что машина используется для военных нужд.

Чтобы переправить сюда машину из Лондона, потребовались связи Фица и даже взятки, но он был рад, что добился своего. Каждый день ему нужно было разъезжать между английским и французским штабами, и это была большая удача, что Фицу не требовалось выпрашивать во временное пользование машину или лошадь у армий, и так находившихся в тяжелом положении.

Он завел двигатель. Машин на дорогах почти не было. Один раз пришлось остановиться, пропуская большое стадо овец, которое гнали через город, по-видимому, на Восточный вокзал, а там — поездом на фронт, кормить войска.

Его заинтересовало воззвание на стене Бурбонского дворца — должно быть, только что наклеенное, — вокруг которого собралась небольшая толпа. Он остановил машину и присоединился к читающим:

Фиц взглянул в самый низ и увидел, что воззвание подписано генералом Галлиени, начальником военной администрации города. Галлиени был жестким человеком, солдатом старой закалки. Его вернули из отставки. Он был знаменит тем, что не разрешал сидеть на собраниях: он считал, что стоя люди быстрее принимают решения.

Воззвание было немногословным:

Как! Не может быть! Правительство бежало! Последние несколько дней ходили слухи, что кабинет министров будет перемещен в Бордо, но политики колебались, не желая оставлять столицу. И то, что это все же случилось, — очень плохой знак.

Фиц продолжил чтение:

Значит, сдаваться Париж не собирается. Город будет сражаться. Прекрасно! Вне всякого сомнения, это в интересах Великобритании. Если столица падет, врага заставят дорого заплатить за эту победу.

Фиц не мог не улыбнуться. Слава богу, еще остались старые солдаты.

Люди вокруг были во власти смешанных чувств. Одни восхищались Галлиени: это воин, говорили они, он не отдаст Париж врагу. Другие смотрели на создавшееся положение более реалистично.

— Правительство нас бросило, — сказала одна женщина, — это значит, что не сегодня-завтра здесь будут немцы.

Человек с портфелем сообщил, что отправил жену с детьми к брату в деревню. Хорошо одетая женщина сказала, что у нее в кладовке припасено тридцать килограммов сушеных бобов.

Фиц понимал, что от активного участия Англии сейчас зависит очень многое.

Он поехал дальше, и его не покидало чувство нависшей угрозы.

Войдя в вестибюль своей любимой гостиницы «Риц», он направился к телефонной кабинке. Позвонил в посольство Великобритании и оставил послу сообщение о воззвании Галлиени — на тот случай, если до улицы Фобур-Сент-Оноре новости еще не дошли.

Выйдя из кабинки, чуть не столкнулся с помощником сэра Джона, полковником Хервеем. Тот взглянул на его смокинг и сказал:

— Майор Фицгерберт! Это что за вид?!

— Доброе утро, полковник, — сказал Фиц, демонстративно не отвечая на вопрос. И так было ясно, что он только что вернулся.

— Девять часов утра, к вашему сведению! Вы, верно, забыли, что мы на войне?

— Сэр, у вас для меня поручение? — невозмутимо осведомился Фиц.

Хервей был хамом и ненавидел людей, которых не мог запугать.

— Не смейте дерзить, майор! — сказал он. — У нас и так забот хватает, а тут еще проверка из Лондона, чтоб им пусто было!