У Мод голова пошла кругом. Никто ничего не узнает. Начальство Вальтера будет по-прежнему доверять ему, не зная о его браке с подданной враждебной державы, и он сможет поступать по зову чести, даже служить в разведке. За Мод будут по-прежнему ухаживать мужчины, думая, что ее сердце свободно, но с этим-то она справится. Они будут разлучены до конца войны, которая продлится самое большее — несколько месяцев.

— Ну, что он пишет? — прервал ее раздумья Фиц.

Мод растерялась. Ничего этого Фицу говорить нельзя. Что же ответить? Она вновь взглянула на листок плотной кремовой бумаги, исписанный прямым почерком, и ее взгляд упал на постскриптум.

— Он пишет, что в восемь утра Германия вторглась на территорию Бельгии.

Фиц опустил вилку.

— Началось, — с волнением сказал он.

— Бедная маленькая Бельгия! — вздохнула тетя Гермия. — Эти немцы, должно быть, такие мужланы… — тут она смутилась и прибавила: — Ну, не считая господина фон Ульриха, конечно. Он просто чудесный человек.

— Вот и ответ на вежливую просьбу нашего парламента, — усмехнулся Фиц.

— Сумасшествие какое-то, — сказала Мод с тоской. — Эта война никому не нужна, но в ней погибнут тысячи людей!

— А мне казалось, ты должна быть за воину, — полувопросительно сказал Фиц. — В конце концов, мы же будем защищать Францию — единственную, кроме нас, истинно демократическую страну в Европе. А нашими врагами станут Германия и Австрия, парламенты которых практически не имеют власти.

— А еще нашим союзником будет Россия, — с горечью ответила Мод, — так что мы будем сражаться за самую жестокую и отсталую монархию в Европе.

— Да, я с тобой согласен.

— В германском посольстве пакуют вещи, — сказала она. — Так что мы можем уже не увидеть Вальтера.

И небрежно положила письмо.

— Можно взглянуть? — спросил вдруг Фиц.

Мод замерла.

— Ну же? — повторил Фиц, протягивая руку.

— Конечно, — сказала она после секундного замешательства, взяла письмо — и в последний миг вдруг задела свою чашку. Чашка перевернулась, и кофе выплеснулся на письмо.

— Какая досада! — воскликнула она, с облегчением наблюдая, как бледнеют и исчезают синие чернила. Разобрать слова было уже невозможно.

Подошел Граут и начал убирать. Помогая ему, Мод подняла письмо и сложила пополам, — если раньше какое-нибудь слово и уцелело, то теперь все письмо промокло основательно.

— Извини, Фиц, что так вышло, — сказала она, — но я очень близко к тексту пересказала тебе все, что там было.

— Да ничего, — сказал он и вновь принялся за газету.

И Мод опустила руки на колени, чтобы никто не заметил, как они дрожат.

Но это было только начало.

Мод еще следовало как-то выбраться одной из дома. Как все женщины высшего общества, она не могла нигде показаться без сопровождения. Мужчины делали вид, что таким образом стремились защитить своих женщин, на самом деле это был способ их контролировать. И конечно, ничего не изменится, пока женщины не получат право голоса.

Полжизни Мод приходилось искать способы обойти это правило. Придется ей выскользнуть из дома так, чтобы ее не заметили. А это непросто. Кроме четырех членов семьи, в доме всегда находилось как минимум двенадцать человек прислуги.

И потом, ее не будет дома всю ночь! Нужно сделать так, чтобы никто об этом не узнал…

Хорошенько все обдумав, она перешла к осуществлению плана.

— У меня разболелась голова, — сказала она в конце ланча. — Би, ты меня простишь, если я не буду сегодня обедать?

— Ну конечно! — сказала Би. — Я могу для тебя что-нибудь сделать? Может, послать за доктором Уоллесом?

— Нет, спасибо, ничего страшного, просто легкое недомогание. — Словами «легкое недомогание» было принято обозначать критические дни.

Мод поднялась в свою комнату и звонком вызвала служанку.

— Сандерсон, я ложусь в постель, — начала она, — и наверняка сегодня уже не встану. Скажите остальным слугам, чтобы не беспокоили меня ни при каких обстоятельствах. Может, я и позвоню, чтобы мне принесли обед, но вряд ли. Мне кажется, я буду спать до завтрашнего утра.

— Госпожа, вы заболели? — забеспокоилась Сандерсон. Некоторые дамы то и дело проводили весь день в постели, но с Мод это случалось редко.

— Обычное женское недомогание, просто сегодня еще и слабость…

Мод показалось, что Сандерсон ей не поверила. Сегодня уже произошло то, чего прежде никогда не случалось, — ее посылали с секретным письмом, и Сандерсон понимала, что творится что-то необычное. Но расспрашивать хозяйку не полагалось, и Сандерсон оставалось лишь гадать.

— И утром меня не будите, — добавила Мод. Она не представляла, когда вернется и как незамеченной проскользнет в дом.

Сандерсон ушла. Было двадцать минут четвертого. Мод быстро разделась и открыла шкаф.

Она не привыкла сама доставать одежду, обычно этим занималась Сандерс. У нее было черное прогулочное платье и подходящая к нему шляпка с вуалью, но не надевать же черное на собственную свадьбу!

Она посмотрела на часы над камином: двадцать минут четвертого. Следовало поторопиться.

Она выбрала стильным французский ансамбль: облегающую кружевную блузу с высоким воротником, а поверх нее — светло-голубое платье, очень светлое, почти белое. По последней вызывающей моде оно было на дюйм, а то и на два выше щиколоток. К нему она подобрала синюю широкополую соломенную шляпку с синей вуалью и ярко-голубой зонтик с белой окантовкой. У нее была и подходящая голубая бархатная сумочка. В нее Мод положила расческу и маленький флакончик духов.

Часы пробили половину четвертого. Вальтер уже должен ее ждать. Она почувствовала, как сильно забилось сердце. Она опустила вуаль и осмотрела себя в большое зеркало. Одежда, не совсем подходящая для свадьбы, но смотрится вполне респектабельно.

Мод вынула ключ из замка и постояла у двери, прислушиваясь. Главное — чтобы не пришлось сейчас отвечать на вопросы. Если она встретит лакея или мальчика-слугу — ничего страшного, им нет до нее дела, но вот горничные — те уже должны были знать, что она плохо себя чувствует; если она встретится с кем-то из родных, ее обман тоже немедленно раскроется. И сейчас ее пугало не то, что ей будет стыдно за ложь, а то, что ее попытаются остановить.

Она уже собралась открыть дверь, как вдруг услышала тяжелые шаги и почувствовала запах табачного дыма. Должно быть, это Фиц, по обыкновению, докуривает после ланча сигару и направляется в палату лордов или в Уайтс-клуб. Она с нетерпением ждала.

Когда шаги стихли, подождала еще немного и выглянула за дверь. Широкий коридор был пуст. Она вышла из комнаты, заперла дверь и положила ключ в бархатную сумочку. Теперь если кто-нибудь попробует войти, то просто решит, что она спит.

Она беззвучно прошла по ковру коридора к лестнице и взглянула вниз. В вестибюле никого не было. Стала спускаться. Когда была на середине, послышался шум, и она замерла. Дверь, ведущая в подвал, распахнулась, и появился Граут. Мод, боясь дышать, провожала взглядом его лысину: он прошел через холл с двумя графинами портвейна, спиной к лестнице, и, не обернувшись, вошел в обеденный зал.

Когда дверь за ним закрылась, она, послав осторожность ко всем чертям, пробежала оставшиеся ступени. Открыла входную дверь, выскочила — и услышала грохот закрывшейся двери. Слишком поздно она