— А где он?

— Пошел на очередное собрание бастующих. Подумать только, при его-то положении в городе: староста общины, представитель профсоюза шахтеров, секретарь Независимой рабочей партии… Как ему смотреть людям в глаза на собраниях, когда каждый будет думать, что его дочь — шлюха?

Не в силах больше сдерживаться, Этель разрыдалась.

— Ах, мама, мне так жаль, что я навлекла на него этот позор! — произнесла она сквозь слезы.

Мамино лицо смягчилось.

— Ну ладно, что уж теперь, — сказала она. — Испокон веков происходит одно и то же… — Она обошла стол, обняла Этель, прижала ее голову к своей груди. — Ну ничего, ничего… — сказала она, совсем как в детстве, когда Этель случалось разбить коленку.

Через некоторое время рыдания Этель стихли.

Мама отпустила ее и сказала:

— Давай-ка лучше чаю попьем.

Она всегда держала на печке горячий чайник. Она бросила чайных листьев в заварочный чайник, налила кипятка и помешала деревянной ложкой.

— Когда должен родиться ребенок?

— В феврале.

— Боже мой! — мама подняла голову и взглянула на Этель. — Надо же, я стану бабушкой!

Обе рассмеялись. Мама поставила на стол чашки и налила чай. Этель сделала пару глотков и почувствовала себя лучше.

— Мам, а у тебя роды были легкие — или с осложнениями? — спросила она.

— Не бывает легких родов, но моя мать сказала, что мне грех жаловаться, я легко отделалась. А вот после рождения Билли стала маяться спиной.

— Кто здесь обо мне говорит? — спросил Билли, спускаясь по лестнице. Он мог спать допоздна, сообразила Этель, ведь идет забастовка. Каждый раз, когда она его видела, ей казалось, что он стал еще выше и шире в плечах. — Привет, Эт! — сказал он и, поцеловав, царапнул колючими усами. — А почему ты с чемоданом?

Он сел, и мама налила ему чай.

— Билли, я сделала глупость, — сказала Этель. — У меня будет ребенок.

Его это так потрясло, что он лишь молча смотрел на нее. Потом покраснел, без сомнения, подумав о том, что предшествовало беременности, и неловко опустил взгляд. Сделал несколько глотков чаю. И наконец спросил:

— А кто отец?

— Ты его не знаешь.

У нее было время подумать и сочинить приемлемую историю.

— Слуга одного человека, приезжавшего в Ти-Гуин. Его забрали в армию.

— Но он к тебе вернется?

— Я даже не знаю, где он.

— Я найду этого мерзавца!

Этель погладила его по руке.

— Не злись, мой хороший. Если мне понадобится твоя помощь, я тебе скажу.

Билли определенно не знал, что сказать. Было очевидно, что угрожать местью не годится, но других слов у него не находилось, и это привело его в замешательство. Ведь ему было всего шестнадцать.

Этель вспомнила, какой он был в младенчестве. Когда он родился, ей было всего пять, но она души в нем не чаяла: он был такой красивый и такой беззащитный. Скоро у нее самой будет очаровательный беспомощный младенец, подумала она — и не знала, радует ее это или пугает.

— Представляю, как рассердится отец, — сказал Билли.

— Именно этого я больше всего боюсь, — сказала Этель. — Если бы можно было сделать хоть что-то, чтобы смягчить его гнев!

В гостиную спустился дед.

— Тебе что, дали расчет? — спросил он, увидев чемодан. — Надерзила кому, а?

— Папа, ты только не ругай ее… — сказала мама. — У нее будет ребенок.

— Ах, черти… — сказал он. — Небось кто-нибудь из этих щеголей в господском доме! Я бы не удивился, окажись им сам граф.

— Не говори глупости, дедушка! — сказала Этель, обескураженная тем, что он так быстро обо всем догадался.

— Это был приезжий слуга кого-то из гостей, — сказал Билли. — Он ушел в армию. Этель не хочет, чтобы мы его искали.

— Ах, вот как! — сказал дед. Этель показалось, что он не поверил, но допытываться он не стал. Вместо этого заметил: — Это у тебя итальянская кровь, дитя мое. У твоей бабушки кровь тоже была горячая. И она бы тоже попала в беду, если бы я на ней не женился. Да, она даже не желала ждать венчания, она…

— Папа! — воскликнула мама. — Здесь же дети!

— Что такого они услышат, что может их шокировать? Для сказок я уже стар. Молодые женщины хотят спать с молодыми мужчинами, и хотят так отчаянно, что своего добьются, неважно, замужем они или нет. И те, кто не желает этого признавать, — круглые дураки, дочка, в том числе и твой муж.

— Папа, выбирай выражения! — сказала мама.

— Ну хорошо, хорошо, — сказал дед и замолчал, попивая свой чай.

Через минуту вошел отец. Мама удивленно взглянула на него.

— Как ты рано! — сказала она.

Он заметил беспокойство в ее голосе.

— Ты говоришь так, будто тебе это неприятно.

Она поднялась из-за стола, освобождая ему место.

— Поставлю-ка я еще чайник.

Отец не стал садиться.

— Собрание отменили, — сказал он. Его взгляд упал на чемодан Этель. — А это что?

Все посмотрели на Этель. Во взгляде матери Этель читала страх, во взгляде Билли, устремленном на отца — вызов, у деда — покорность судьбе. Она поняла, что отвечать отцу придется ей.

— Папа, мне нужно кое-что тебе сказать, — начала она. — Ты рассердишься, но единственное, что я могу сказать — мне очень жаль, что так вышло.

Его лицо потемнело.

— Что ты натворила?!

— Я… ушла из Ти-Гуина…

— Ну, тут жалеть не о чем. Мне никогда не нравилось, что ты там раскланиваешься и расшаркиваешься перед этими паразитами.

— Но у меня… были причины уйти.

— Хорошие или плохие? — спросил он, надвинувшись и стоя над ней.

— У меня проблемы…

— Надеюсь, ты имеешь в виду не то, что другие девчонки, когда говорят, что у них проблемы? — грозно спросил он.

Она вперила взгляд в стол и кивнула.

— Ты… — Он замолчал, подыскивая подходящие слова. — Ты что, совершила моральное падение?

— Да.

— Ах ты дрянь!

То же самое сказала и мама. Этель сжалась в комок, хотя на самом деле не представляла себе, чтобы отец поднял на нее руку.

— Смотри на меня! — сказал он. Она посмотрела на него сквозь пелену слез.

— Значит, ты говоришь мне, что совершила грех прелюбодеяния?