Вальтер это знал.

— Потому мы и разработали план Шлиффена, — сказал он. — Если нас вынудят участвовать в войне, сначала мы значительно превосходящими силами вторгнемся во Францию, в несколько недель одержим победу, а потом, обеспечив безопасный тыл, повернем на восток, чтобы противостоять России.

— В этом наша единственная надежда, — сказал Отто. — Правда, когда девять лет назад этот план был принят германской армией, разведка утверждала, что русская армия может быть мобилизована в сорок дней. Таким образом, на завоевание Франции у нас было шесть недель. Но с тех пор железные дороги у русских стали лучше — на деньги, одолженные у Франции! — Отто ударил по столу, словно сама Франция была у него под рукой. — Поскольку русским для мобилизации требуется все меньше времени, план Шлиффена становится все более рискованным. А это означает, — он многозначительно поднял палец, — что чем раньше мы начнем войну, тем лучше для Германии!

— Да нет же! — Как мог отец не понимать, насколько опасна такая точка зрения? — Это означает, что мы должны стремиться разрешать мелкие конфликты мирным путем.

— Мирным путем? — Отто со знанием дела покачал головой. — Ты молодой идеалист. Ты думаешь, что на любой вопрос существует ответ.

— Вы просто хотите воевать, — недоверчиво ответил Вальтер. — Вот и все.

— Никто не хочет воевать, — ответил Отто. — Но иногда это — наилучшее решение.

Отец оставил Мод содержание — триста фунтов в год, этого едва хватало на то, чтобы перед каждым сезоном покупать новые платья. Фицу же достались титул, земли, дома и почти все деньги. Таковы английские традиции. Но не это больше всего сердило Мод: деньги ее не особенно волновали. Она вполне могла обойтись без своих трех сотен: Фиц платил за все, чего она могла пожелать, не задавая вопросов: считать деньги он полагал недостойным джентльмена.

Больше всего она страдала оттого, что у нее не было образования. Когда ей исполнилось семнадцать, она заявила, что собирается в университет — но ее подняли на смех. Оказалось, для того, чтобы попасть в университет, нужно сначала закончить хорошую школу, а потом сдать экзамены. Мод никогда не училась в школе, и хоть могла говорить о политике с великими умами Англии, череда гувернанток и учителей потерпела полное поражение в попытках подготовить ее к сдаче какого бы то ни было экзамена. Много дней она плакала и злилась, и даже теперь воспоминания об этом могли испортить ей настроение. Она оттого и стала суфражисткой: поняла, что девушки не могут рассчитывать на приличное образование, пока женщины не получат избирательного права.

Она часто думала, зачем женщины выходят замуж. Ведь они на всю жизнь отдают себя в кабалу, а что получают взамен? Однако теперь она знала ответ. Никогда она не испытывала чувств, подобных тем, какие обуревали ее теперь. И то, что они с Вальтером делали, чтобы выразить свою любовь, доставляло ей наслаждение. Иметь возможность ласкать друг друга, когда пожелаешь, — просто неземное блаженство, за которое она была готова, если потребуется, на любые условия.

Но идти в кабалу и не требовалось, во всяком случае с Вальтером. Когда она спросила, думает ли он, что жена должна во всем слушаться мужа, он ответил: «Конечно нет. Я вовсе не считаю, что брак предполагает безоговорочное послушание. Наверное, два любящих друг друга взрослых человека смогут вместе принимать решения, не пытаясь подчинить друг друга своей воле».

Она много думала о том, какой будет их жизнь вдвоем. Несколько лет его, наверное, будут переводить из одного посольства в другое, и они объездят весь свет: поедут в Париж, Рим, Будапешт, а может, в более далекие Аддис-Абебу, Токио, Буэнос-Айрес… Она вспомнила Руфь из Библии: «Где ты будешь жить, там и я». Они научат сыновей относиться к женщинам как к равным, а их дочери вырастут волевыми и независимыми. Может быть, потом они поселятся в Берлине, чтобы дети могли учиться в хороших немецких школах. А когда-нибудь Вальтер унаследует Цумвальд, отцовское поместье в Восточной Пруссии. И когда состарятся, а дети вырастут, они будут больше времени проводить за городом, гулять рука об руку по поместью, а вечерами читать, сидя рядом, и размышлять, как изменился мир со времен их молодости.

Мод не могла думать больше ни о чем. В клинике, сидя в своем кабинете, глядя на список лекарств, которые надо было заказать, она вспоминала, как возле дверей в гостиную герцогини Вальтер поднес палец к губам. Окружающие начали замечать ее рассеянность: доктор Гринворд спросил, как она себя чувствует, а тете Гермии даже показалось, что она заснула.

Она попыталась сосредоточиться на заказе, но на этот раз ей помешал стук в дверь. Заглянула тетя Гермия:

— К тебе пришли!

С некоторым страхом и даже благоговением она вручила Мод визитку.

— Отец Вальтера! — воскликнула Мод. — Господи, что…

— Что мне ему ответить? — прошептала тетя Гермия.

— Спроси, что он предпочитает, чай или херес, и пригласи войти.

Фон Ульрих был одет официально, в черный фрак с атласными лацканами, белый пикейный жилет и брюки в полоску. Его красное лицо вспотело от летнего зноя. Он был полнее Вальтера и не так красив, но у них была одинаковая манера держать себя — прямая спина, вздернутый подбородок.

Мод собралась с духом и с привычной безмятежностью осведомилась:

— Многоуважаемый господин фон Ульрих, это что, формальный визит?

— Я желал бы поговорить с вами о моем сыне, — сказал он. По-английски он говорил почти так же хорошо, как Вальтер, хотя акцент у него был сильнее.

— Как мило с вашей стороны, что вы сразу перешли к делу, — сказала Мод с ноткой сарказма, которую он не заметил. — Сейчас тетя Гермия предложит вам что-нибудь выпить.

— Вальтер происходит из старого аристократического рода.

— Как и я, — сказала Мод.

— Наша семья консервативна, чтит традиции, очень религиозна… Возможно, несколько старомодна.

— Совсем как моя, — заметила Мод.

Разговор получался не таким, как планировал Отто.

— Мы пруссаки! — заявил он с легким раздражением.

— А, — вздохнула Мод, как бы сдаваясь. — Ну, мы, конечно, англосаксы.

Она вела себя так, словно они состязались в остроумии, но на самом деле ей было страшно. Зачем он пришел? Чего хотел? Она чувствовала, что ничего хорошего от этого визита ждать нельзя. Он против. Она почувствовала тоскливую уверенность, что он попытается разлучить ее с Вальтером.

Отто тем временем продолжал:

— У Германии и Великобритании существуют серьезные разногласия. Великобритания поддерживает Россию и Францию. Это переводит Великобританию в разряд наших противников.

— Мне очень жаль, что у вас такое мнение. Многие его не разделяют.

— Истина не устанавливается голосованием, — сказал Отто с раздражением. Он явно ожидал, что Мод будет молча сидеть и слушать его речь. Он не желал, чтобы с ним шутили.

— Вы должны отнестись к моим словам серьезно, — сердито продолжал он. — Я говорю о том, что касается непосредственно вас. Большинство немцев видят в Великобритании врага. Подумайте, каковы были бы последствия, если бы Вальтер женился на англичанке!

— Мы с Вальтером много говорили об этом.

— Прежде всего он потерял бы мое расположение. Я не могу принять в семью сноху из Англии.

— Вальтер верит, что ваша любовь к сыну в конце концов поможет побороть отвращение ко мне. Неужели на это совсем нет надежды?