Фиц сказал себе, что не стоит нервничать. Дети постоянно подхватывают всякие пустяковые инфекции. Сколько раз у него самого в детстве было расстройство! Но случалось, что от кишечных инфекций дети умирали.
Он подошел к дивану и, опустившись на колени, посмотрел сыну в лицо.
— Ну, как поживает мой маленький солдат?
— Сру без конца, — апатично ответил Малыш.
Должно быть, он услышал эту вульгарную фразу от слуг. И даже в том, как он ее произнес, был легкий намек на валлийский акцент. Но Фиц решил не поднимать сейчас шум по этому поводу.
— Скоро приедет доктор и даст лекарство, — сказал он. — Тебе сразу станет лучше.
— Я не хочу принимать ванну.
— Я полагаю, сегодня можно обойтись без ванны, — сказал Фиц, вставая. — Когда приедет врач, пошлите за мной, — обратился он к няне. — Я хочу сам с ним поговорить.
— Обязательно, милорд.
Он вышел из детской и направился в гардеробную. Слуга уже приготовил вечерний костюм: сорочку с алмазными запонками для воротника и манжет, в кармане фрака — белоснежный льняной платок, в туфлях из лакированной кожи — шелковые носки.
Прежде чем переодеться, он зашел в комнату к Би.
Она была на девятом месяце беременности.
Когда она ждала появления на свет Малыша, он не видел ее в этом состоянии. Фиц уехал во Францию, а вернулся уже после рождения сына. Раньше ему не доводилось наблюдать, как растет живот беременной женщины, удивляться этому впечатляющему зрелищу и возможности тела меняться и растягиваться.
Она сидела перед туалетным столиком, не глядя в зеркало, откинувшись назад, разведя ноги и положив руки на живот, бледная, с закрытыми глазами.
— Никак не могу принять удобную позу, — пожаловалась она. — Хоть стоя, хоть сидя, даже лежа — все равно больно.
— Тебе надо бы пойти в детскую, посмотреть на Малыша.
— Пойду, когда силы будут! — отрезала она. — Не надо было мне ехать в эту глушь! Да и это тоже: в таком состоянии — и хозяйка на приеме!
Фиц понимал, что она права.
— Но нам нужна помощь этих людей в борьбе с большевиками!
— А у Малыша по-прежнему болит живот?
— Да. Доктор скоро приедет.
— Пошли его и ко мне, раз уж он будет здесь… Хотя вряд ли от сельского доктора будет толк…
— Я скажу слугам. Ты не спустишься к обеду?
— Да как же я спущусь, когда мне плохо!
— Я всего лишь спросил. Во главе стола может сесть Мод.
Фиц вернулся в гардеробную. Некоторые отказывались от фраков и белых галстуков и под предлогом войны надевали на обед короткие смокинги и черные галстуки. Фиц не видел здесь связи. Почему во время войны не надо одеваться как положено?
Надев вечерний костюм, он сошел вниз.
После обеда, когда в гостиную был подан кофе, Черчилль провокационно сказал:
— Ну что же, леди Мод, вы — женщины — наконец добились права голоса.
— Некоторые, — ответила она.
Фиц знал, как она возмущена тем, что право голоса дали только женщинам старше тридцати и собственницам — или женам собственников — недвижимости. Самого же Фица возмущало то, что законопроект вообще прошел.
А Черчилль лукаво продолжал:
— За это вы должны благодарить отчасти лорда Керзона, который почему-то воздержался при голосовании за этот проект в палате лордов.
Граф Керзон, умнейший человек, из-за проблем со спиной носил металлический корсет, что еще более усугубляло его вид холодного превосходства. Про него ходил стишок:
Раньше он был вице-губернатором Индии, а теперь — председатель палаты лордов и одним из пяти членов военного кабинета. А кроме того — президент Лиги противников женского избирательного права. Поэтому то, что он воздержался, потрясло политический мир и глубоко разочаровало тех, кто был против закона, в том числе и Фица.
— В палате общин законопроект прошел, — стал объяснять Керзон, — и я решил, что мы не должны бросать вызов мнению выбранных народом членов парламента.
Фиц и сейчас был на него сердит.
— Для того и существует палата лордов, чтобы критически изучать решения палаты общин и отказываться от излишних. И это как раз такой случай.
— Если бы мы забаллотировали этот законопроект, палата общин, уверен, оскорбилась бы и вновь нам его прислала.
Фиц пожал плечами.
— У нас уже бывали подобные споры.
— Но, к несчастью, сейчас заседает комитет Брайса.
— О… — Об этом Фиц не подумал. Комитет Брайса работал над реформой палаты лордов. — Значит, все дело в этом?
— В ближайшее время ожидают их отчет. И до того мы не можем позволить себе открытое противостояние палате общин.
— Увы… — С большой неохотой Фицу пришлось принять это во внимание. Если палата лордов будет делать серьезные попытки противостоять палате общин, Брайс может рекомендовать ограничить власть верхней палаты. — Мы можем потерять наше влияние — и навсегда.
— Именно эти соображения и заставили меня воздержаться.
Иногда политика приводила Фица в угнетенное расположение духа.
Дворецкий принес Керзону кофе и тихо сказал Фицу:
— Милорд, доктор Мортимер в маленьком кабинете. Он ждет, когда вам будет удобно с ним побеседовать.
Фица волновало состояние здоровья Малыша, и вмешательство Пила оказалось очень кстати. Он извинился и вышел.
В маленький кабинет отправляли все, что не вписывалось в интерьер ни одной комнаты: например, там были неудобное резное готическое кресло, шотландский пейзаж, который никому не нравился, и голова тигра, которого отец Фица убил в Индии.
Доктор Мортимер выглядел довольно самоуверенно, словно считал, что его профессия в каком-то смысле уравнивает его с графом. Однако разговаривал он вполне вежливо.
— Добрый вечер, милорд, — сказал он. — У вашего сына кишечное расстройство в легкой форме, и, по всей вероятности, оно не причинит ему вреда.
— По всей вероятности?
— Я намеренно употребил именно эту формулировку. — Доктор Мортимер говорил с валлийским акцентом — правда, не очень заметным, как у человека образованного. — Мы, ученые, всегда имеем дело с вероятностью, а не стопроцентной уверенностью. Каждое утро, когда ваши шахтеры спускаются в забой, я им говорю, что,
