{112}. Ведущееся с 1979 г. масштабное долгосрочное исследование, построенное на выборочной проверке 12 тыс. молодых людей, которым в 1979 г. было от 14 до 22 лет, однозначно подтверждает, что измеренный интеллект и жизненный успех, соотнесённый с уровнем образования и доходами, в высокой степени коррелируют между собой{113}. Существует 90 %-ная вероятность того, что ребёнок из бедной семьи нижнего слоя со средним IQ 100 избежит бедности, тогда как вполне может статься, что недалёкое дитя из семьи среднего слоя окажется ввергнуто в бедность{114}.
Сходная взаимосвязь действительна для всего мира, если исследовать измеренный средний IQ наций и их экономический успех. Можно по-разному интерпретировать этот основной факт и подтверждать его разными объяснениями. Статистическая взаимосвязь всё же неоспорима{115} . Она подкреплена новой теорией экономического развития, которая исходит из того, что экономически успешным людям необходима среди прочего фертильность, превышающая средний уровень, чтобы запустить устойчивый процесс длительного развития{116} .
Национальный IQ всегда нормирован таким образом, что среднее значение его равно 100. При этом в западных индустриальных странах с 1930-х до середины 1980-х гг. отмечается рост среднего значения IQ на 2–3 % в десятилетие. Этот рост, правда, осуществляется в основном в области интеллекта ниже среднего, а не у высокоодарённых людей{117}. Этот «эффект Флинна», названный так по имени его открывателя, объясняется стимулами современного индустриального общества, лучшим образованием и лучшим питанием{118}, которые и позволили некогда обделённым людям эффективнее использовать их генетический потенциал. Этот эффект, правда, больше не действует. Как показывают исследования, проведённые в Дании и Норвегии, постепенно он даже идёт на попятную, что выражается в спаде измеренного среднего интеллекта{119}. Для Германии исследования PISA, частично сходные с тестами на интеллект, могут интерпретироваться в аналогичном направлении{120} .
Подведём итоги: наше общество сокращается, стареет, становится более разнородным и менее работоспособным, если сравнивать по факторам образования. То, что в Германии слишком много детей растёт в так называемых необразованных слоях зачастую с пониженным интеллектом, уже из демографических оснований снижает наш умственный уровень. Доля людей, которые из-за недостатка образования, а также низкого уровня интеллекта лишь с трудом могут интегрироваться в современную трудовую жизнь, структурно увеличивается.
Есть вещи, на которые сравнительно легко можно повлиять, например проблема питания. Все исследования показывают, что полноценный завтрак заметно повышает работоспособность и готовность к труду у детей{121}. Но в семьях из нижнего слоя зачастую вовсе не бывает завтрака, так что дети уже приходят в школу с ограниченной работоспособностью. С другой стороны, сильно снижает умственную работоспособность калорийная, но не сбалансированная еда, в первую очередь, слишком жирная и сладкая. Здесь можно было бы выйти из положения общими обедами в школе. Это было бы ответом общества на то, что постоянно растёт доля родителей, не уделяющих внимания своему потомству.
Но это не структурное и не долгосрочное решение. Поскольку если на нижнем конце вертикальной шкалы социального ранга число детей превышает среднеарифметическое значение в нашем убывающем обществе, то нация или общество, затронутые этой устойчивой проблемой, одним только здоровым питанием с ней справиться не смогут{122}.
В дальнейшем я покажу те недостатки и ошибки в борьбе с бедностью, в организации рынка труда и формировании политики рынка труда, в политике образования, в действиях по отношению к миграции и интеграции, в политике населения и семьи, которые являются причинами имеющихся негативных тенденций и наводят на размышления о том, что можно изменить в политике соответствующей области.
Это внушающее тревогу развитие неотвратимо лишь в том случае, если мы примем как должное и неизменное нынешнее состояние дел и преобладающие в них направления, а также общие материальные условия. Остаётся открытым вопрос, готова ли общественность, которая должна стать политическим большинством, к таким значительным переменам, которые я предложу, и если да, то как организовать этот процесс, поскольку водораздел здесь проходит не вдоль партийных границ или по классической схеме левые-правые. Он проходит, во-первых, между теми, кто мыслит сегодняшним днём, и теми, кто смотрит в будущее, а во-вторых, между теми, кто понимает перемены, скорее, как внештатное событие, и теми, кто понимает их как конструктивную задачу.
Глава 4
БЕДНОСТЬ И НЕРАВЕНСТВО
МНОГО БЛАГИХ НАМЕРЕНИЙ, МАЛО ОТВАГИ ДЛЯ ПРАВДЫ
Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их.
Тем, кто слаб и беспомощен, на кого наваливаются беды, кто не может собственными силами достойно прокормить себя и своих близких, должна быть оказана помощь, и её приходится оказывать. Мы, как жители и граждане своей страны, в долгу перед нашими согражданами, и для нашего общества это нечто само собой разумеющееся.
Но в каком случае считать человека нуждающимся, а в каком случае — бедным? Какое значение имеет бедность в нашей стране на самом деле и какова её социальная обусловленность? Какие существуют точки приложения, чтобы побороть её, какая взаимосвязь прослеживается между причинами бедности и их преодолением и какую роль играет во всём этом индивидуальное восприятие?
В 1974 г. организация «Молодые социалисты» потребовала законодательно ограничить ежемесячный доход на человека суммой в 5000 немецких марок. Это требование натолкнулось на большое общественное возмущение и было воспринято как волюнтаризм. Я тоже был возмущён, хотя и мог объяснить себе это ограничение: председателем «Молодых социалистов» была тогда Хайдемари Вичорек-Цойль, учительница, а мужем её был университетский ассистент Норберт Вичорек. Каждый из них тогда получал по тарифу федеральных служащих доход группы На, и в 1974 г. это составляло около 2500 немецких марок брутто. Если кто-то зарабатывал вдвое больше, он казался им очевидно богатым, — вот так, пожалуй, и родилось это постановление «Молодых социалистов». Оно было явно ориентировано на собственное положение. Если спросить госпожу Вичорек-Цойль сегодня, то она установила бы это ограничение на более высоком уровне. Проведённый в 2005 г. СЕПГ[20] налог на богатство начинается приблизительно от удвоенного жалованья федерального министра, и это не случайно.
Уличный опрос имел бы, пожалуй, такой результат: кто зарабатывает вдвое больше опрошенного, тот считается богатым, а кто имеет вдвое меньше, чем он, беден. Кто имеет больше, чем в два раза, тот очень богат. Различия большего масштаба гражданин обычно уже не воспринимает. И это счастье для действительно богатых. Ибо такое восприятие ведёт к тому, что волнения по поводу использования служебной машины госпожой федеральным министром, которая в месяц зарабатывает 8000 евро нетто, намного больше, чем волнения по поводу бонуса члена правления фирмы Porsche, выраженного трёхзначным числом миллионов. Итак, бедность в первую очередь вопрос индивидуального восприятия.
Среди многообразных посулов государства центральным обещанием является свобода от