здесь само собой разумеется, но чего человек никогда не знал и не умел, потому что его организм лишен необходимых свойств.
А впрочем, слово, запечатленное на бумаге, тоже далеко не совершенное орудие…
Над кварцевой шкурой купола выступал телевизионный иллюминатор, и Фаулер доковылял до него. По иллюминатору бежали струйки сгустившейся мглы, поэтому он выпрямился перед ним во весь рост.
Сам — то он все равно ничего не разглядит, зато люди внутри купола увидят его. Люди, которые ведут непрерывные наблюдения, следят за бушующей стихией Юпитера, за неистовыми ураганами и аммиачными дождями, за стремительно летящими облаками смертоносного метана. Ведь людям Юпитер представляется только таким.
Подняв переднюю лапу, он быстро начертил на влажной поверхности иллюминатора буквы, написал задом наперед свою фамилию.
Они должны знать, кто пришел, чтобы не было ошибки. Должны знать, какую программу закладывать. Иначе его могут преобразовать в чужое тело. Возьмут не ту матрицу, и выйдет из аппарата кто — то другой: юный Ален, или Смит, или Пелетье. И ошибка может оказаться роковой.
Аммиачный дождь сначала размазал, потом вовсе смыл буквы. Маузер написал их снова.
Уж теперь — то разберут. Прочтут и поймут, что вернулся с отчетом один из тех, кого преобразовали в скакунов.
Он опустился на траву и быстро повернулся к двери преобразовательного отсека. Она медленно отворилась ему навстречу.
— Прощай, Байбак, — тихо вымолвил Фаулер.
Тотчас в мозгу зазвучало тревожное предупреждение:
Мысленно скрипя зубами, он решительно пошел вперед. Ощутил металлический пол под ногами, почувствовал, как позади него закрылась дверь. Уловил напоследок обрывок мыслей Байбака, потом воцарился мрак.
Перед ним была камера преобразователя, и он направился к ней вверх по наклонному ходу.
Пресс — конференция проходила успешно. Текущая информация содержала одни приятные новости.
Да — да, сообщил репортерам Тайлер Вебстер, недоразумение на Венере полностью улажено. Достаточно было представителям сторон встретиться и побеседовать вместе. Эксперименты по жизнеобеспечению в холодных лабораториях на Плутоне протекают нормально. Экспедиция к Альфе Центавра стартует, как было предусмотрено, вопреки всем слухам о том, что она будто бы срывается. Коммерческий совет скоро выпустит новый прейскурант на ряд предметов межпланетной торговли, устраняющий некоторые несоответствия.
Ничего сенсационного. Никаких броских заголовков. Ничего потрясающего для «Последних известий».
— Тут Джон Калвер попросил меня напомнить вам, господа, — продолжал Вебстер, — что сегодня исполняется сто двадцать пять лет с того дня, как в Солнечной системе было совершено последнее убийство. Сто двадцать пять лет без единого случая преднамеренного лишения жизни.
Он откинулся в кресле, изобразив улыбку, хотя в душе с содроганием ждал вопроса, который неминуемо должен был последовать.
Однако они еще не были готовы задать этот вопрос, сперва полагалось выполнить некий ритуал, без которого не обходилась ни одна пресс — конференция.
Берли Стефан Эндрюс, заведующий отделом печати «Межпланетных новостей», прокашлялся, словно собираясь сообщить нечто важное, и спросил с наигранной торжественностью:
— А как наследник?
Лицо Вебстера просияло.
— На уик — энд полечу домой, к нему, — ответил он. — Вот игрушку купил.
Он взял со стола что — то вроде маленькой трубы.
— Старинная выдумка… Говорят, точно, старинная. Совсем недавно начали выпускать. Подносите к глазу, крутите и видите прелестные узоры. Там перекатываются цветные стеклышки. У этой штуки есть специальное название…
— Калейдоскоп, — живо вставил один из репортеров. — Я про него читал. В одном историческом труде об обычаях и нравах начала двадцатого века.
— Вы уже смотрели в него, мистер председатель? — поинтересовался Эндрюс.
— Нет, — ответил Вебстер. — По правде говоря, только сегодня приобрел, да и занят был.
— И где же вы его приобрели, мистер председатель? — спросил кто — то. — Я тоже не прочь подарить моему отпрыску такую штуковину.
— Да тут, за углом. Магазин игрушки, вы его знаете. Как раз сегодня поступили.
Ну вот, можно и закругляться… Еще несколько шутливых замечаний, потом пора бы вставать и расходиться.
Однако они не уходили. И он знал, что так просто они не уйдут. Ему сказали об этом внезапная тишина и громкое шуршание бумаг, призванное смягчить ее натянутость.
А затем Стефан Эндрюс задал вопрос, которого Вебстер так опасался. Хорошо еще, что Эндрюс, а не кто — нибудь другой… Он всегда держится более или менее доброжелательно, и его агентство предпочитает объективную информацию, не переиначивает сказанное, как это делают некоторые любители интерпретировать.
— Мистер председатель, — начал Эндрюс, — поговаривают, будто на Землю возвратился человек, который подвергался преобразованию на Юпитере. Нам хотелось бы услышать от вас, верно ли это сообщение?
— Верно, — сухо ответил Вебстер.
Все ждали, и Вебстер тоже ждал, сидя неподвижно в своем кресле.
— Вы не хотите комментировать его? — спросил наконец Эндрюс.
— Нет, — сказал Вебстер.
Он обвел взглядом лица собравшихся. Напряженные — угадывающие причину его решительного отказа обсуждать эту тему. Довольные, маскирующие мысль о том, как можно переиначить его скупой ответ. Сердитые — эти возмущенно выскажутся о праве народа знать истину.
— Прошу прощения, господа, — сказал Вебстер.
Эндрюс тяжело поднялся.
— Благодарим вас, мистер председатель, — заключил он.
Откинувшись в кресле, Вебстер смотрел, как расходятся репортеры, а когда они разошлись, остро ощутил холод опустевшего помещения.
Он встал, подошел к окну и посмотрел в сад, освещенный косыми лучами уходящего на запад солнца.
Нет, он просто не мог сказать им правду.
Рай!.. Царство небесное для тех, кто искал его! И конец человечества… Конец всем мечтам и идеалам, конец самого рода людского.
На столе замигал зеленый огонек, пискнул звуковой сигнал, и он поспешил вернуться на свое место.
