программой все в порядке. Если поместить в преобразователь человека и включить рубильник, человек превращается в скакунца. После чего он выходит из аппарата и пропадает в гуще здешней атмосферы.
Может, неувязочка какая? Микроскопическое отклонение от параметров скакунца, маленький дефектик? Если есть дефект, ответили биологи, понадобится не один год, чтобы найти его.
И Фаулер знал, что они правы.
Итак, теперь уже не четверо, а пятеро, и опыт с Гарольдом Аленом ничего не дал, не продвинул их ни на шаг в изучении Юпитера. Словно и не посылали парня.
Фаулер протянул руку и взял со стола аккуратно сколотые листки — список личного состава. Взял с тягостным чувством, да ведь никуда не денешься, как — то надо выяснить причину всех этих таинственных исчезновений. А способ только один — посылать еще людей.
Он прислушался к вою ветра под куполом, к непрестанно бушующему над планетой яростному вихрю…
Может быть, там притаилась неизвестная им опасность, неведомая угроза? Какая — нибудь пакость устроила засаду и жрет подряд всех скакунцов, не отличая настоящих от тех, которые вышли из преобразователя… В самом деле, какая ей разница.
А может быть, ошиблись в корне те, кто выбрал скакунцов как наиболее высокоорганизованных представителей юпитерианской жизни? Фаулер знал, что одним из решающих факторов было наличие интеллекта. Без этого человек после преобразования не смог бы сохранить свой разум в новом обличье.
Может быть, биологи сделали слишком большой упор на этот фактор и это повлекло за собой неблагоприятный, даже катастрофический сдвиг? Да нет, вряд ли. Хоть биологи порой и чванятся не в меру, но дело свое они знают.
А если вся эта затея с самого начала обречена на провал? Пусть на других планетах преобразование оправдало себя, это еще не значит, что на Юпитере этому методу тоже обеспечен успех. Может быть, разум человека не может функционировать нормально, получая сигналы от органов восприятия, которыми оснащен юпитерианский организм. Может быть, скакунцы настолько отличны от людей, что их понятия и категории просто не сочетаются с человеческим сознанием.
Или же все дело в самом человеке, в органически присущих ему чертах? Какой — нибудь изъян психики вместе с воздействием здешней среды мешает человеку вернуться в купол. Впрочем, по земным меркам, может быть, никакого изъяна нет, а есть свойство психики, которое на Земле вполне обычно и уместно, но настолько не гармонирует с условиями Юпитера, что человеческий рассудок не выдерживает этого противоречия.
В коридоре дробно застучали когти, и Фаулер тускло улыбнулся. Байбак возвращается с кухни — ходил проведать своего друга, повара…
Байбак вошел, держа в зубах кость. Помахал Фаулеру хвостом и плюхнулся на пол подле стола. Зажав кость между лапами, он долго смотрел на хозяина слезящимися старческими глазами, наконец Фаулер опустил руку и потрепал косматое ухо.
— Ты еще любишь меня, Байбак? — спросил он.
Байбак постучал хвостом по полу.
— Один ты и любишь, — сказал Фаулер и выпрямился.
Повернувшись к столу, он снова взял в руки папку.
Беннет?.. Беннета на Земле ждет невеста.
Эндрюс?.. Эндрюс мечтает вернуться в Марсианский технологический институт, как только накопит денег на год учебы.
Олсон?.. Олсону скоро пора на пенсию. Все уши прожужжал ребятам рассказами о том, как уйдет на покой и будет выращивать розы.
Фаулер бережно положил папку на место.
Приговаривает людей к смерти… Бледные губы на пергаментном лице мисс Стенли едва шевелились, когда она произносила эти слова. Посылает их на верную гибель, а сам сидит тут в полной безопасности.
Можно не сомневаться, что все в куполе так говорят, особенно теперь, когда еще и Ален не вернулся. Нет, в лицо — то не скажут. Не скажет даже следующий, кого он вызовет сюда, чтобы сообщить, что пришла его очередь.
Но их глаза будут достаточно выразительными.
Он опять взял папку. Беннет, Эндрюс, Олсон. Есть и другие, да что толку от этого.
Все равно он больше не в силах — не в силах смотреть им в глаза и посылать их на смерть.
Кент Фаулер наклонился и щелкнут рычажком связного устройства.
— Слушаю, мистер Фаулер.
— Пожалуйста, дайте мисс Стенли.
Дожидаясь соединения, он слушал, как Байбак вяло гложет кость. Бедняга, все зубы сточились…
— Мисс Стенли слушает.
— Я только хотел сказать вам, мисс Стенли, чтобы вы приготовили все к отправке еще двоих.
— Вы не боитесь, что у вас скоро совсем никого не останется? — спросила мисс Стенли. — Уж лучше посылать по одному, так экономичнее, и удовольствие растянете.
— Один из них — пес, — сказал Фаулер.
— Пес!
— Да. Байбак.
Ярость сделала ее голос ледяным.
— Своего собственного пса! Который столько лет с вами…
— Вот именно, — ответил Фаулер. — Байбак расстроится, если я его брошу.
Это был не тот Юпитер, который он знал по телевизору. Он ожидал, что Юпитер окажется другим, но не настолько. Ожидал, что очутится в аду, где хлещет аммиачный ливень, курятся ядовитые пары, ревет и лютует ураган. Где мчатся, крутятся облака, ползет туман и темное небо секут чудовищные молнии.
Он никак не предполагал, что ливень окажется всего — навсего легкой пурпурной мглой, стремительно летящей над пунцовым ковром травы. Ему в голову не приходило, что зигзаги грозовых разрядов будут ликующим фейерверком в ярком небе.
Ожидая Байбака. Фаулер поочередно напрягал свои мышцы и дивился их упругой силе. Совсем недурное тело… Он усмехнулся, вспомнив, с каким состраданием смотрел на скакунцов, изредка мелькавших на экране телевизора.
Очень уж трудно было представить себе живой организм, основу которого взамен воды и кислорода составляют аммиак и водород, трудно поверить, чтобы такой организм мог испытывать ту же радость и полноту жизни, что человек. Трудно вообразить себе жизнь в бурлящем котле Юпитера тому, кто не подозревает, что для здешних существ Юпитер отнюдь не бурлящий котел.
Ветер теребил его ласковыми пальцами, и Фаулер оторопело подумал, что на земную мерку этот ветерок — свирепый ураган, ревущий поток смертоносных газов силой в двадцать баллов.
Сладостные запахи пронизывали его плоть. Запахи?.. Но ведь он совсем не то привык понимать под обонянием. Словно каждая клеточка его пропитывается лавандой. Нет, не лавандой, конечно, а чем — то другим, чего он не может назвать. Несомненно, это лишь первая в ряду многих ожидающих его терминологических проблем. Потому что известные ему слова, воплощение мысленных образов землянина, отказывались служить юпитерианину.
Люк в куполе открылся, и оттуда выскочил Байбак. То есть преображенный Байбак.
Он хотел окликнуть пса, нужные слова уже сложились в уме. Но он не смог их вымолвить. Он вообще не мог сказать ни слова — говорить — то нечем!
На миг всю душу Фаулера обуял сосущий ужас, панический испуг, потом он схлынул, но в сознании еще вспыхивали искорки страха.
Как разговаривают юпитериане? Как…
