принялись на нас орать, мешая английские и немецкие слова, и держали пистолеты у наших висков. Бланксигл вел себя так, будто видел нас в первый раз, и заявил, что нам повезет, если мы уйдем оттуда живыми. Ну, мы ему сказали chupa me.[75] На этом наш ресторанный бизнес закончился.
Ральф прикурил и затянулся. С таким же видом он мог бы рассказывать о своем последнем дне рождения — его спокойствие просто поражало.
— Опиши немцев.
Ральф довольно точно описал Джина, парня с «береттой» из студии Шекли. Его напарника я не знал.
— А что находилось в цилиндрах?
Ральф выпустил дым.
— Понятия не имею, vato.[76] Белые парни и нацисты тыкали пистолетами мне в задницу, и я решил придержать свое любопытство. Наверное, тренировочное оборудование для ККК?[77]
Мы молча проехали несколько миль по Бандера, под Петлей, и оказались в жилом районе, где дома походили на армейские бункеры, плоские и ушедшие в землю за сплошными кирпичными стенами, заросшими высокими кустами. На стенах появилось новое граффити. На углу с Каллахан кто-то выдрал телефонную будку и положил ее на скамейку автобусной остановки. Сверху стояли выстроенные в ряд пустые бутылки «МД 20/20»,[78] по которым стучал палкой маленький мальчишка без рубашки.
Небо лишь усиливало впечатление, что весь район недавно подвергся бомбардировке. Серые тучи опустились, словно изолирующий материал. Воздух снова стал нагреваться, и тяжелый зной застыл в неподвижности.
Через несколько кварталов Чико повернулся к нам и спросил у Ральфа по-испански, не хочет ли он остановиться у Номера Четырнадцать, раз уж мы проедем мимо. Ральф посмотрел на свой золотой «Ролекс» и сказал: «Конечно». И достал из-под водительского сиденья «Мистера Незаметного». «Мистер Незаметный» — это его «магнум 0,357».
— Местные братаны безобразничают, — сказал он. — Мелкие сошки.
— Номер Четырнадцать, — сказал я. — Такое имя легко запомнить.
— Послушай, друг, когда у тебя двадцать ломбардов, нужно же их как-то называть.
Он засунул «Мистера Незаметного» за пояс джинсов, под гуайаверу. Мало кто в состоянии проделать такое с «магнумом» и не вызвать подозрений. С другой стороны, мало кто может похвастаться размерами Ральфа и носит льняные рубашки размера XXL.
Чико нашел по радио песню «Деф Леппард»[79] и врубил звук. Я решил, что она, наверное, еще находится в горячей десятке Сан-Антонио.
— Значит, ты видел мою племянницу в Остине? — сказал Ральф.
— У нее все в порядке, — ответил я. — Ты оказался прав, она знает свое дело.
— У нее сейчас фаза con crema.[80] Иногда я ее не понимаю.
— Con crema?
— Ты знаешь, что я имею в виду. Она не хочет говорить по-испански и встречается с белыми парнями.
— Ты не шутишь?
Ральф кивнул и поерзал на сиденье. Я последовал его примеру, и мы оба уставились в окно. Он решил сменить тему.
— Кстати, о con crema, ты опять связался с carbon[81] Чавесом?
Я не рассказывал Ральфу о своем расследовании. Впрочем, это не имело значения. Ральф почти наверняка узнал о моей встрече с Чавесом в тот день, когда она произошла. Ральфу становится известно обо всем, что происходит в пределах города, к тому времени, когда приходит пора делать ставки.
— Мило во что-то вляпался, Ральфи. Я обещал ему, что попытаюсь помочь.
— Да уж, — ухмыльнулся Ральф. — Интересно, ублюдок когда-нибудь повзрослеет и решит, кем он хочет быть?
Я не знаю, как именно познакомились Мило и Ральф. Они знали друг друга всегда и с самого начала прониклись взаимной неприязнью. Конечно, мы втроем учились в Аламо-Хайтс, но эти двое, насколько мне известно, не обменялись ни единым словом и всегда делали вид, что другого не существует. Я ни разу не находился в одном помещении с ними обоими. Если не считать того, что оба были латиноамериканцами из Норт-Сайда, у них не имелось ничего общего. Ральф вырос в бедной семье, в трущобах, где его отец умер от цементной пыли в легких, второе поколение с фальшивыми «зелеными картами» — так легче убедить эмиграционные службы. Ральф сумел окончить колледж благодаря успешной игре в футбол, хитрости, опасной бритве и железной внутренней уверенности, что наступит день, когда он будет стоить миллион долларов.
Мило же родился в тихой богатой семье и принадлежал к тем немногим латиноамериканцам, которых принимали в белых кругах, его приглашали на танцы в клубы, у него даже имелась белая подружка. Когда после окончания школы он заинтересовался музыкой, потом бизнесом и стал адвокатом, это не вызвало удивления у его старых друзей. Ни у кого не возникло чувства, что он совершил нечто невероятное. А тот факт, что он снова сменил профессию и занялся музыкой «кантри», теперь вызывал лишь улыбку.
— Мило в полном порядке.
Ральф рассмеялся.
— Разве не из-за него тебя чуть не прикончили в Сан-Франциско?
— Ну, это как посмотреть.
— Да. Ты помнишь дерьмо, которое мы бросали в воду на химии? Как оно называлось?
— Калий.
— Правильно. Бум, точно? Вот ты и этот Чавес вроде воды и того дерьма. Не могу поверить, что ты снова связался с ублюдком. Ты подумал о предложении, которое я тебе сделал?
— Я не стану этим заниматься, Ральфи. У меня хватает своих забот.
Ральф выдохнул облако дыма в сторону окна и покачал головой.
— Я тебя не понимаю. Еще со школы пытаюсь, но у меня не получается. Ты сталкиваешь парня с дымовой трубы на высоте десятого этажа…
— Так сложились обстоятельства. Он собирался меня убить.
— Ты ломаешь какому-то pendejo[82] ногу, совершенно бесплатно, только потому, что пожилая леди тебя попросила…
— Он украл ее пенсионное пособие, Ральфи.
— Как ты можешь работать на Чавеса, тебе же известно, что он тебя кинет? Когда же я предлагаю тебе легкие пятьсот долларов в неделю, при том что делать нужно такое же дерьмо, ты говоришь, что не занимаешься подобными вещами. Loco.[83]
До этого момента Чико помалкивал. Теперь же слегка повернул голову.
— Да пошел он.
Я посмотрел на Ральфа, который снова затянулся.
— Чико новенький.
— Я понял.
Чико не сводил глаз с дороги, его левая рука лежала на руле, огромная правая лежала на спинке сиденья. На дельтовидной мышце мелкими буквами было написано: LA RAZA. [84] Волосы Чико перевязал желтой пиратской банданой.
— Пошли его на хрен, — повторил он. — Зачем тебе нужен этот педик?
Ральф улыбнулся мне.
— Послушай, Чико, он нормальный парень. Я спасал его задницу от всяких засранцев, когда мы учились в школе.
— Ты спасал
— Да, друг. Разве ты не помнишь? — Он обратился к Чико: — Я изменил его жизнь. Он стал
