Нервы Бёрджесса сдавали, но он все еще продолжал давать нам важную информацию. В апреле 1950 года, за два месяца до начала войны в Корее, он прислал мне длинное, написанное от руки изложение донесения английской военной разведки, где подробно говорилось о размерах советской помощи вооруженным силам Китая. Не следует забывать, что с 14 февраля этого года Китай и СССР были связаны договором о дружбе и взаимной помощи. Таким путем мы узнали за несколько недель до начала военных действий, что удалось выяснить Западу о нашем сотрудничестве с китайцами.

Как можно скорее я отправил этот документ в Москву, но не знаю, попал ли он в дальнейшем в Северную Корею.

В июне 1950 года Бёрджесс начал работать вместе с Маклином, который снова оказался в Лондоне после того, как английский посол в Египте выгнал его оттуда. Поведение мужа в Каире страшно разгневало Мелинду, но она изо всех сил защищала его в министерстве иностранных дел. Она упирала на то, что его состояние объясняется переутомлением, ибо с самого начала войны Дональд не имел ни дня передышки. Она взяла верх, и Маклину дали несколько месяцев отпуска, в течение которых Мелинда держала его под пристальным наблюдением врачей, в том числе психиатра, который констатировал острую депрессию и половые расстройства.

После полугодового отдыха, Дональд в июне вернулся к своей работе в качестве начальника американского отдела МИДа. Каирский инцидент, кажется, забыли. Во всяком случае никаких пьяных оргий и дебошей больше не было. Первоклассный дипломат победил в Дональде Маклине, и его профессионализм расцвел как никогда. Что касается МГБ, то оно решило Маклина не беспокоить, и именно по этой причине я лично никогда больше не встречался с ним в Лондоне. Мы ничего у него не просили, но он сам по своей инициативе присылал нам информацию через Бёрджесса.

С началом Корейской войны перед Советским Союзом встал важный вопрос, как далеко готовы американцы пойти в развязывании мирового конфликта.

25 июня, в день, когда Северная Корея напала на Южную, Бёрджесс и его друг Маклин проявили большую активность. Бёрджесс предоставил мне аннотацию важных секретных документов. Составил он ее от руки, с добавлением своих комментариев о позиции британского правительства и возможности эскалации военных действий.

Маклин тоже прислал комментарии. Он был далек от оптимизма по отношению к американцам и посчитал их позицию «опасной и вредной» после того как Макартура назначили главнокомандующим[32]. Мне кажется, Дональд тогда впервые открыто заявил о своем антиамериканизме.

Через два месяца, в августе, когда напряжение между Западом и Востоком достигло предела, Бёрджесса назначили первым секретарем британского посольства в Вашингтоне. Этот пост он получил как последний шанс, дающий ему возможность отличиться в качестве дипломата. А он так и не использовал преимущества, которое предоставил ему такой счастливый случай. Спору нет — его начальство считало, что это назначение встряхнет Бёрджесса и он возьмется за ум. С виду идея неплохая, но почему выбрали для его назначения Соединенные Штаты, когда каждому было известно, что Гай Бёрджесс терпеть не может янки и с пеной у рта критикует американскую политику? Могу это объяснить только несколько своеобразным чувством юмора англичан, благодаря которому и Дональд Маклин стал начальником американского отдела министерства иностранных дел.

Лучше было бы направить Гая Бёрджесса в более подходящую страну, где он бросил бы пить. А в Америке его состояние только ухудшилось. Он стал настоящим алкоголиком. Никогда не был пьян в стельку, но всегда находился в подпитии, и это все замечали. Мы в МВД считали, что Вашингтон — самое неподходящее место для Гая, но все равно любая работа вне Лондона для него лучше, чем ничего. Нас не очень волновало его положение с точки зрения возможности получения информации, потому что в той критической ситуации мы все еще могли рассчитывать на Маклина.

Бёрджесса можно было еще вернуть, когда положение стабилизируется. Но пока Центру приходилось смириться с мыслью о том, что Гая временно нельзя использовать. Однако я знал его слишком хорошо и понимал, что он никогда не согласится бросить работу на нас, а наоборот станет еще активнее.

Перед отъездом Бёрджесса в Соединенные Штаты мы встретились, и я спросил его, как он собирается решать свои проблемы.

— Проблемы? У меня нет никаких проблем. Я не один. У меня много друзей, и они помогут, когда надо.

Он очень плохо отзывался о некоторых своих сослуживцах. Я пытался уверить его, что не стоит драться из-за пустяков.

Но Гай и слушать меня не хотел. Бёрджесс обладал бойцовским характером: никогда не просил снисхождения, а всегда шел напролом. В своих сообщениях в Москву я доказывал, что перевод в Вашингтон нисколько не облегчит его нервного состояния. Что было необходимо Гаю — так это серьезное лечение после столь долгих лет тяжелой работы под постоянным и изнуряющим давлением. Во время войны против общего врага он сделал очень много, а когда война кончилась, продолжал действовать в том же напряженном ритме. Иммунитетом против этой беды обладали только Филби и Блант, у которых были поистине стальные нервы.

С отъездом Бёрджесса Блант заменил его в качестве посредника между Маклином и нами. Миру грозила новая война: в конце 1950 года президент Трумэн сделал заявление, которое потрясло всех советских людей. Подразумевая атомную бомбу, он сказал, что обладание этим оружием не исключает и его применения.

Это заявление обеспокоило даже Клемента Эттли, премьер-министра Великобритании, серьезно встревоженного ростом американского милитаризма. Он решил немедленно отправиться в Вашингтон и потребовать объяснения от президента Трумэна. Маклин передал нам приготовленные к этому визиту тексты, а когда Эттли вернулся — все документы, подробно излагавшие содержание бесед, которые там происходили. Согласно этому материалу, Эттли вернулся в Англию успокоенным.

Но Сталин был уверен, что третья мировая война вот-вот разразится, и как мне кажется, был недалек от истины. Макартур ясно заявил, что атомная бомба должна быть сброшена на Северную Корею. Напряжение росло по мере приближения американских войск к границам Китая. Запад же был уверен, что нападение на Южную Корею со стороны северян составляет часть широкомасштабного плана Советского Союза завоевать Азию. Американцы не верили, что единственная цель конфликта — удовлетворение своих экспансионистских амбиций Ким Ир Сеном, президентом Северной Кореи. Каждая сторона приписывала другой гораздо более воинственные намерения, чем это было в действительности.

Информация «Гомера» укрепила уверенность Сталина. В марте 1951 года Маклин прислал нам протоколы совещания, состоявшегося в его министерстве, с приложением своего мнения о тревожности положения. Эксперты британского правительства были уверены, что американская агрессивность «толкает мир к бессмысленной войне».

Напряжение между Западом и Востоком начало спадать, возможно, благодаря известию, которое принес нам «Гомер». Он сразу же дал нам знать, когда Вашингтон принял решение запретить генералу Макартуру вступать в Маньчжурию и блокировать китайское побережье. Кризис окончательно спал после отстранения Трумэном Макартура от командования. Генерал был убежденным сторонником расширения конфликта, несмотря на то, что и у Соединенных Штатов, и у Советского Союза имелось атомное оружие.