мне придется заговорить, то русский акцент сразу же выдаст меня. Наконец, полицейский дотянулся рукой через мои колени до крайнего левого тумблера и утопил его. Это была ручка подсоса, которую Кэрнкросс забыл убрать. Карбюратор залило бензином. Полицейский подождал минуту-другую и включил зажигание. После нескольких попыток машина ожила, изрыгнув густую тучу черного дыма через выхлопную трубу. Я думал, что моему беспокойству пришел конец, но не тут-то было. Вместо того, чтобы уступить место Кэрнкроссу, полицейский захлопнул дверцу, включил первую скорость и отвел машину к тротуару.

И хотя этот эпизод занял всего несколько секунд, мне показалось, что он длился вечность. Я в ужасе ждал, что полицейский вот-вот обернется ко мне и скажет что-нибудь. Но нет, он не обернулся и спокойно припарковал машину. К нам бросился затаивший дыхание Кэрнкросс.

— Вот что, сэр, — сказал бобби[31] с расстановкой, — надо знать, что подсос следует утопить после того, как машина заведена. Иначе зальет карбюратор. Всего доброго, сэр.

Кэрнкросс был так потрясен, что ни промолвил ни слова. Он молча сел за руль, и мы поехали.

Мне никогда не забыть этого случая. Впервые за всю разведывательную работу меня прошиб холодный пот. За те короткие минуты могло произойти все, что угодно. Полицейский мог попросить нас предъявить документы. Его бы, конечно, заинтересовало, что пресс-атташе советского посольства делает в машине чиновника из министерства финансов Его Величества. Несколько беглых вопросов, торопливый звонок из полицейского участка в МИ-5, — и мы пропали. Помимо всего прочего при Кэрнкроссе было несколько документов с грифом «сверхсекретно». Если бы мы попались, сложилось бы крайне щекотливое положение, правда, не столько для меня, как для Кэрнкросса, потому что у меня на руках еще не было документов, которые он должен был передать. У нас разведчиков есть железное правило: имея дело с агентом, никогда не получать от него компрометирующих документов до самого последнего момента перед расставанием.

После этого инцидента мы изменили свою тактику. Если Кэрнкроссу надо было передать мне документы, мы встречались лишь на очень короткое время, только для того, чтобы он мог молча вручить мне материалы. Мы оставляли разговоры до следующих свиданий, когда в передаче документов не было необходимости. Добавив одну-две детали к нашей новой тактике, мы с Кэрнкроссом почувствовали, что действуем теперь в относительной безопасности. Я, правда, продолжал испытывать трудности, приспосабливаясь к его хроническим опозданиям и забывчивости, но в конце концов привык и к этому. А он все поставлял и поставлял ценнейшую информацию.

НАТО было создано в апреле 1949 года, а Северо-Атлантический Совет, состоявший из представителей стран-участниц и координирующий вопросы о вооруженных силах НАТО, начал функционировать в августе. Уже с самого начала мы знали все: сколько денег затрачено на создание американских баз в Турции, Норвегии, Исландии и Италии, каков размер английского вклада на экипировку, на содержание баз; сколько гражданских лиц занято на службе и каков размер их денежного довольствия; кто занимается поставкой продовольствия; во сколько обходятся базы в различных странах, каково их вооружение, сколько оно стоило и какая из стран его поставляла. Таким же образом мы позднее получили подробную информацию о затратах на содержание армейских подразделений, размещенных в Западной Германии.

Так мы работали до 1951 года. Центр был очень доволен и передавал нам с Кэрнкроссом свои поздравления через Коровина.

Много хуже шли дела у «Гомера» (Маклина), который стал нас очень беспокоить уже через несколько месяцев после его приезда в Каир. Он был крайне переутомлен, а проблемы, вызванные его конфликтом с нашим резидентом в Египте, еще больше усугубляли положение.

До нас дошел слух, что он крепко запил, точно так же как и Бёрджесс. Это не мешало Маклину работать с обычным профессионализмом, но его злоупотребление спиртным стало возмущать дипломатический корпус. Каирская резидентура писала в Центр, что их английский агент ведет себя как последний осел. В Лондон также стали просачиваться сообщения о неблаговидном поведении Маклина.

Первый крупный скандал разразился наречном пароходе во время прогулки по Нилу. Маклин так сильно напился, что затеял драку с одним из своих коллег на глазах у всей публики.

За этим последовала серия подобных «подвигов». Однажды вечером он с журналистом Филиппом, сыном профессора по истории экономики Арнольда Тойнби, напившись «до положения риз», вздумали заявиться с визитом к секретарше американского посла. Девица, конечно, поступила неблагоразумно, впустив их к себе. Они устроили в ее квартире настоящий погром: поломали мебель, разбили ванну, стали рвать одежду хозяйки и спускать клочки материи в унитаз. Потрудившись таким образом, они выпили все запасы спиртного у секретарши. В конце концов, девушке удалось вызвать полицию, которая арестовала обоих дебоширов. Разговоров об этом скандале хватило Каиру на несколько недель.

А Бёрджесс в это время несколько попритих. Его покровитель Гектор Макнейл ушел с поста министра, и Гай остался без работы. В поисках нового места, где он имел бы доступ к секретной информации, Бёрджесс пустил в ход свои связи и с обычной для него ловкостью устроился в октябре 1948 года в Азиатский отдел министерства иностранных дел. То, что после ряда пьяных скандалов он вообще остался в министерстве, делает честь его предприимчивости. Хотя он и был понижен в чине до четвертого разряда (на ранг ниже прежнего), Бёрджесс все же получил доступ в комиссию, которая анализировала и координировала секретную информацию его министерства. Он также получал ее из министерства обороны. В результате Гай, как и в прежние времена, снова стал снабжать меня информацией.

Сфера его деятельности была весьма разнообразна — от Азии до НАТО — в зависимости от того, где и когда происходили международные конференции. Он передавал важные сведения, которые к нему попадали и, по его мнению, могли представлять для нас интерес.

Так он сумел сообщить нам подробности об отношении английского правительства к политике Мао Цзе-Дуна, который окончательно пришел к власти в Китае.

В конце 1948 года азиатские проблемы стали играть важную роль во внешней политике западных держав. Все, что происходило в этой части мира, интересовало и нас. Поэтому Бёрджесс снова оказывался на нужном месте в нужное время. Дальневосточная политика едва ли относилась к его специальности, но когда он служил личным секретарем у Макнейла, то достаточно хорошо ознакомился с этим регионом. А Бёрджесс, как всегда, всему учился быстро.

В 1949 году, когда армия нашего союзника Мао шла к победе, китайский лидер объявил о национализации всего иностранного имущества в своей стране.

Он сделал то же самое, что и большевики в России и 1917 году, национализировав частную собственность англичан, немцев, бельгийцев и французов. Американцев в особенности возмутила эта мера, и они заняли твердую позицию, объявив, что готовы к войне в защиту своих интересов.

Англичане приняли более осторожный курс, возможно потому, что знали китайцев значительно лучше. Их эксперты проявляли терпение, полагая, что после того как у китайских коммунистов пройдет их революционный угар, они возьмутся за ум и найдут пути исправить положение. Во время дискуссий с американцами англичане уверяли их не раз, что через несколько лет китайцы и русские перессорятся. Исходя из этих соображений, они считали, что Трумэну не следует спешить и вести себя слишком агрессивно.

Бёрджесс каждый день получал свежие сведения о сути англо-американских секретных переговоров. Однажды, явившись на очередную встречу со мной, он внес предложение:

— Я приношу вам сейчас много документов, но мне кажется, что могу работать более эффективно. Если вы согласитесь, мне, возможно, удастся провести одну важную операцию. Мы могли бы попытаться использовать противоречия в английской и американской позициях и навредить им, доведя дело до конфликта. Я не могу полностью гарантировать успех, но сделать попытку вогнать клин между Англией и Соединенными Штатами можно.

Интересное предложение! Однако следовало связаться с Москвой, прежде чем приступать к делу. Но у нас было мало времени, и кроме того я опасался, что Центр не одобрит эту инициативу, поскольку она исходит не от него. Поэтому я решил действовать самостоятельно. Мы с Бёрджессом стали обсуждать, как претворить этот план в действие. Еще раз перебрали все варианты, и я дал согласие.

— Черт побери! У вас прорезалось собственное мнение! А как же насчет консультации с Москвой? —