Бёрджесс начал нас серьезно беспокоить. Резидентура жила в постоянном страхе, как бы однажды, мертвецки пьяный, он не признался во всем первому встречному. Лично я был уверен, что Гай сам осознает рискованность такого положения и достаточно опытен, чтобы держать язык за зубами, даже если опрокинет в себя целую бочку любимого вина. Его шеф, Гектор Макнейл, тоже устал от постоянных жалоб на Бёрджесса, которые без конца сыпались на министерство иностранных дел. И тем не менее Макнейл продолжал покровительствовать своему другу. Даже тогда, когда Бёрджесс нанес такой увесистый удар в челюсть одному из коллег, что того пришлось положить в больницу, Макнейл замял скандал. Мне показалось это забавным, хотя я знал, что точно такой же эпизод мог произойти и в Советском Союзе.

К счастью, вакуум, возникший из-за резкого спада активности Бёрджесса, заполнил Джон Кэрнкросс. Осенью 1948 года его определили на новое место, которое оказалось нам очень полезным. В министерстве обороны его направили в отдел, занимавшийся финансами НАТО, организации, которая была официально оформлена в следующем году[30]. Это колоссально повысило шансы Кэрнкросса в КГБ. Считая образование НАТО явным выпадом Запада против нашей страны, Кремль хотел иметь больше сведений об этой новой американской организации.

Джон Кэрнкросс ежедневно трудился над документами, в которых говорилось о будущих вооруженных силах НАТО и о пропорциональной доле вкладов на их содержание со стороны каждого члена. Он знал, какие войска будут у НАТО, каково их обеспечение и вооружение — все до последней детали. А что еще важнее — в его руках оказалось точное расписание размещения командных структур на суше, на море и в воздухе. Одним словом, Кэрнкросс оказался в состоянии рассказать нам все о НАТО. И мы знали обо всех ее структурах раньше, чем они стали реальностью.

Мои отношения с Кэрнкроссом оставались прекрасными, потому что я старался строить их на основе взаимного доверия. Я очень часто напоминал ему о своей молодости и неопытности, говорил, что он может многому меня научить, и все время восторгался его работой. Я с самого начала сказал, что буду безмерно ему благодарен, если он сможет мне в чем-то помочь.

То же самое, впрочем, я говорил и Бёрджессу, на которого эти слова производили столь же положительное впечатление.

Вообще Кэрнкросс был человек спокойный. Ему льстило мое отношение к нему, хотя он редко выражал это в наших беседах. Кэрнкросс изо всех сил старался мне помочь, давая советы, связанные с нашей общей работой. Делал он это ненавязчиво, без всяких претензий. Уверен, что Кэрнкросс был доволен избавлению от моего властного предшественника.

Если возникала срочная нужда в разведданных по какому-либо вопросу, я просил его раздобыть информацию тактично, а не в форме приказания.

— В ваших натовских материалах не попадались на глаза упоминания, где будут размещаться ядерные базы в Германии? — спрашивал я, получив очередное задание. — Не смогли бы вы выяснить это?

И через месяц я получал подробный план размещения ядерного оружия в Германии.

Вспоминая прошлое, я пришел к выводу, что Кэрнкросс нравился мне больше всех наших лондонских агентов. Это был очень порядочный человек, хотя и далеко не простой. Бёрджесс, Филби и Блант отличались более ярким воображением. Они были сильными личностями, и каждый обладал теми или иными выдающимися качествами. Но с Кэрнкроссом я чувствовал себя легче, может быть потому, что у нас было примерно одинаковое происхождение.

Свою карьеру в правительственных учреждениях он делал медленно, несмотря на большие способности. Казалось, Кэрнкросс совсем не продвигается вперед. Конечно, кое-что в нем вызывало у меня досаду. Ну, например, он совсем не слышал на правое ухо. Иногда я забывал об этом, и он, когда мы шли рядом, переходил на правую сторону от меня, чтобы лучше слышать. Отсутствие пунктуальности тоже не вызывало у меня большого энтузиазма. Со всем этим мне пришлось смириться. Труднее всего было слоняться на одном месте в ожидании, когда он появится, делая вид, что разглядываешь витрины. При этом начинает казаться, что все прохожие обращают на тебя внимание.

С Кэрнкроссом я выбирал такие места для встреч, где мог заметить его первым. Например, назначал встречу в каком-нибудь парке и, завидя его входящим в калитку, выходил навстречу. А поздними вечерами, бывало, занимал выжидательную позицию в какой-нибудь темной улочке, ведущей в сторону от ярко освещенного проспекта. Отсюда я мог наблюдать, не идет ли кто за ним. Если «хвоста» не было, то обнаруживал себя. Я совершенно уверен, что он всеми силами старался не слишком опаздывать: не раз видел — бежит трусцой. Он, повторяю, старался.

Документы НАТО были настолько интересны, что КГБ прислал мне из Москвы поздравительную телеграмму. Кэрнкросс снова был в фаворе, и Центр, чтобы упрочить нашу безопасность, поручил мне передать ему деньги для покупки машины. Как я уже говорил, я всегда противился этому, считая, что агентам в оперативной обстановке лучше всего являться на встречу пешком после неторопливой целевой «прогулки», чтобы исключить всякую возможность наружного наблюдения. В Лондоне, с его многочисленными автобусами, подземкой, парками и садами, особенно в «час пик», такую проверку устроить легко. Если вы хорошо знаете город и его просторные окраины, то обязательно заметите «хвост» и не оторветесь от него.

Во всяком случае за Кэрнкроссом никогда не ходили. Но Центр решил купить ему автомобиль, и мне пришлось подчиниться.

Коровин считал это превосходной идеей, как мне кажется, главным образом потому, что она исходила от Москвы.

— Вы только подумайте, Юрий Иванович, какие это дает преимущества! Приедет «Карел» на машине, вы к нему подсядете и, катаясь вместе, можете разговаривать, сколько вам угодно. Или где-нибудь в тихом месте остановитесь, выйдете из машины и продолжите беседу, прохаживаясь пешком. У вас появится столько возможностей, как никогда раньше!

От этой мысли он сам, казалось, приходил в восторг.

Так что деньги я Кэрнкроссу передал и объяснил ему, что думает на этот счет Центр. Он отнесся к нашему предложению безразлично, не как Бёрджесс, за один день превратившийся в энтузиаста- автолюбителя.

Через месяц мы встретились на обычном месте. Кэрнкросс пришел пешком: он еще не купил машину. Шли недели, а автомобиль так и не появлялся. Я молчал. Наконец Кэрнкросс объявил, что дело сделано.

— Нравится вам водить машину?

Молчание.

— Ну так как, нравится?

— Питер, дело в том, что я ни как не могу сдать экзамен на права. Все время проваливаюсь.

— Как? У вас разве нет водительских прав?

— Нет. Все мои попытки заканчиваются неудачей. В голове какая-то каша, все время путаю все эти ручки, кнопки, педали. У меня все получается наоборот.

Прошло много месяцев, прежде чем Джон Кэрнкросс встретился со мной, приехав, наконец, на новой машине. Насколько я помню, это был автомобиль марки «Воксхолл». Я был доволен и сел рядом с ним без особой опаски, полагая, что раз уж ему удалось сдать экзамен, значит, все будет в порядке.

Проехались немного на малой скорости, а затем свернули на широкую улицу с множеством машин. Сидя за рулем, Кэрнкросс волновался. Дурное предзнаменование! Мы доехали до жилой части Вест-Энда, как вдруг на самом оживленном перекрестке машина остановилась, как вкопанная. Кэрнкросс включал и включал стартер — все безрезультатно. На углу улицы стоял полицейский и с интересом наблюдал за этой картиной. Джон стал терять голову, а стартер уже едва вращался. Кончилось тем, что полицейский подошел к нам, сделал Кэрнкроссу знак выйти из машины и обошел вокруг, присматриваясь к ней, как это умеют делать только полицейские. Стараясь сохранять спокойствие, Джон вынул документы и протянул их своему мучителю, а тот, не обратив на них внимания, втиснулся на водительское сидение рядом со мной.

Пока я сидел, окаменевший от ужаса, он внимательно оглядывал приборную доску. Я знал, что если