— Да нет. Я просто вооружу русских, которые проживали на территории этих стран. Они до недавнего времени имели всё и успели к этому привыкнуть, поэтому за своё будут держаться руками и зубами. Ну и командиров серьёзных они тоже получат. Пускай сами власть возьмут, сам понимаешь, их трудно раскачать, но остановить тем более не получится. Пускай отрабатывают свои привилегии, это вполне логично. Хотя… На всякий случай прикажи привести войска в боевую готовность, мало ли что. А то могут найтись и те, кто возмутится стремительному сокращению численности, скажем, эстонцев или там литовцев в мире. А по моим расчётам, их популяция может сократиться в разы, чему я берусь всемерно поспособствовать. Вот и сунется в разборку кто-нибудь, кому больше всех надо. Та же Польша, эти хамы могут влезть не в своё дело и просто так, из гонора. В этом случае их можно будет и ракетами обработать. Система ПРО там, кстати, тоже с сегодняшнего дня вышла из строя.

Президент ухмыльнулся, он поляков тоже не любил. А Ковалёв не любил и поляков, и прибалтов, у него всегда было особенное отношение к предателям. Похоже, высокие договаривающиеся стороны нашли точки соприкосновения, и тем, кто в этих точках оказался, сложно было позавидовать.

Дальнейший разговор был довольно короток и в основном свёлся к делёжке будущих сверхприбылей. Однако этот момент у Ковалёва был проработан очень неплохо, были у него свои экономисты, и экономисты хорошие, поэтому договорились на вполне разумных условиях.

— Да, кстати, забыл сказать: действующие АЭС тоже остались только в России. Пока это всеми силами скрывают, но долго такие проблемы не утаишь, так что остальной мир очень скоро ждёт глобальный энергетический кризис. До скорого, — махнул рукой Ковалёв и вышел.

— Присаживайся, дорогая, в ногах правды нет. Вон там кофе, булочки… Да ты не обращай на меня внимания, чувствуй себя как дома. Вина, правда, не предлагаю, сам пить не хочу, а ты свою порцию покамест не заработала.

Ковалёв, развалившись в кресле, слушал треск дров в камине и с неподдельным интересом разглядывал стоящую перед ним высокую, всё ещё красивую женщину, сохранившую, несмотря на возраст, отличную фигуру. Хотя какой там возраст, она была на семь лет моложе его, а себя Ковалёв старым отнюдь не считал даже до того, как побывал в регенераторе линкора. Так что, как говорится, дама в самом соку, хотя Василий и выглядел сейчас по сравнению с ней и моложе, и интереснее. Положение имперского адмирала имеет и кое-какие преимущества, в том числе и в виде здоровья, молодости и долголетия, и Ковалёв не собирался отказывать себе в этом.

Женщина между тем с интересом и без опаски окинула взглядом комнату. Пожала плечами, но от комментариев воздержалась. Впрочем, Ковалёв и сам знал, что простой и безыскусный интерьер с минимумом мебели был не в её вкусе. Женщина вновь пожала плечами и изящно уселась на мягкий кожаный диван, точно выверенным движением закинув обтянутую французскими чулками ногу на ногу. От каждого движения по комнате распространялся запах дорогих духов. Ковалёв к этому остался равнодушен — и видел, и обонял не раз в те ещё времена, когда женщина эта была куда моложе и, что уж греха таить, волновала его намного больше.

Так они сидели, молча рассматривая друг друга, женщина — со всё тем же лёгким интересом, Ковалёв — без заметных эмоций. Пауза затягивалась, но Ковалёва это не слишком волновало, а вот женщина постепенно начала нервничать. И когда волнение достигло пика, она всё-таки не выдержала и спросила:

— Ну что, так и будем в молчанку играть?

— Твоё дело. Есть что сказать — говори, я тебя слушаю.

— Кажется, это ты захотел меня видеть. Приволокли меня сюда, во всяком случае, по твоему приказу.

— Захотел видеть — вижу. А насчёт разговора речи не шло.

— Не поняла… Что тебе надо-то?

— Я и вправду решил на тебя посмотреть, я ведь больше тебя не увижу.

В голову женщины закрались смутные подозрения.

— То есть как больше не увидишь?

— Да элементарно. Сначала, после твоих закидонов, я решил тебя просто грохнуть. По старой памяти быстро и безболезненно. Но потом подумал: всё же ты мать моей дочери, да и твою мать я уважаю. Поэтому ты уберёшься очень далеко и никогда, слышишь, никогда не появишься поблизости от меня.

— Это в честь чего ещё?

— Ну, вообще-то в честь той афёры, которую ты организовала. Цыгане сдали тебя с потрохами, ты для них никто, и звать тебя никак, поэтому никаких моральных терзаний у них не было. Ну и твой любовник всё подтвердил. Вот чес-слово, масштабность вашей интриги вызвала у меня здоровый смех.

Ругательства, правда довольно неумелые, но наполненные такой экспрессией, что завидно стало, Василий выслушал с интересом. Конечно, на малый боцманский загиб это не тянуло, но адмирал всё равно мысленно поаплодировал даме. Потом улыбнулся и кивнул:

— Я полностью разделяю твоё мнение по поводу того, какие они все гады и сволочи. Под стать тебе, дорогая.

Ого! Надо было видеть, как полыхнули её глаза. Таким взглядом, наверное, линкор испепелить можно. Ковалёв, впрочем, был огнеупорным, поэтому лишь досадливо поморщился, пикировка не входила в его планы. Но в удовольствии вставить своей бывшей шпильку-другую он себе отказать не мог. Конечно, адмирал и сам был не ангелом, но тех, кто его предал, не прощал никогда, очень хорошее, надо сказать, правило. Любой триста раз подумает, прежде чем связываться с человеком, который когда-нибудь, пусть пройдёт год или десять, всё равно отомстит, и отомстит жестоко, не потому, что это доставляет ему удовольствие, а в воспитательных целях, чтоб другим неповадно было. Сейчас наступало время для мести, и адмирал намерен был извлечь из происходящего максимум выгоды.

— Дорогая, хватит ругаться, этим ты себе не поможешь, хотя, конечно, и не навредишь. Я мелочиться не буду, тебе выдадут билеты, скажем, в Нарьян-Мар. Хороший такой городок, весёлый, тысяч двадцать населения. И чем хорош, что туда трудно добраться и ещё труднее оттуда выбраться. Будешь жить там без права выезда. Естественно, за тобой присмотрят. Не советую пытаться уехать оттуда, этим ты только подпишешь себе смертный приговор. Поверь, у меня хватит возможностей, чтобы привести его в исполнение, и никаких моральных терзаний я чувствовать не буду.

— И с какой стати ты решил, что я туда поеду?

— Именно потому, что я так решил, ты туда и поедешь, — ухмыльнулся Ковалёв. — Считай это жестом доброй воли. Будь на моём месте менее щепетильный человек, ты просто тихо исчезла бы, и ни одна собака с милицией тебя бы не нашла.

— А на что я там буду жить?

— Не знаю, — пожал плечами адмирал. — Ты ведь, кажется, геолог по образованию? Вот и давай, вспоминай, чему тебя учили. Кстати, рекомендую начать с того, чтобы найти себе жилье, оно там дорогое, и выбора, в общем-то, нет, но, так и быть, на покупку скромной квартиры я тебя спонсирую, — обнадёжил он её, не глядя достал из кармана пачку денег и бросил её на журнальный столик из тонкого, но прочного стекла. — На первое время, думаю, хватит. Впрочем, тебе не привыкать устраиваться где угодно, когда угодно и с кем угодно, — не удержался адмирал от очередной шпильки.

— Ясно. Ну что же, я проиграла, значит, надо проигрывать достойно. Когда мы едем?

— Рад, что ты поняла насчет достоинства, жаль — поздно. Хотя, конечно, лучше поздно, чем никогда. Ты, — Ковалёв сделал ударение на слове «ты», — летишь туда завтра утром, рейсовым самолётом, через Москву. Рекомендую воспользоваться случаем и в последний раз взглянуть на столицу. Я специально заказал билеты так, чтобы у тебя были примерно сутки на прогулку. Сентиментальным становлюсь, что делать…

— А Юля?

— А она, я думаю, останется здесь. Сомневаюсь, что она захочет последовать за тобой в эту дыру