не оставит эту ситуацию без последствий вне зависимости от результатов, и человек он довольно жестокий, в этом Юля уже убедилась. Она даже лицемерно посочувствовала похитителям, но оставила эти мысли на потом, если оно будет, это «потом». Сейчас её больше интересовала собственная судьба.

Однако пока что ей оставалось только ждать результата переговоров с отцом, и тут, о, чудо, ей сообщили, что отец согласился заплатить. Это её не могло не радовать — и то, что отец её всё-таки любит, и, самое главное, то, что сама она останется жива. Но к радости примешивался лёгкий налёт разочарования — не так и крут оказался папаша. Брутальный мужик, все дела, а как надавили посильнее — так и потёк. Права мать была, тряпка он, если копнуть поглубже.

Похоже, после получения согласия от Ковалёва похитители расслабились окончательно — в помещение из коридора проник слабый запах травки, где-то раздавался громкий смех, женские повизгивания. Вообще Юля не могла понять, где она находится, — похоже на подвал, стены бетонные, влажные, да и сверху доносятся шаги, окон нет. Однако, судя по услышанным ею обрывкам разговоров, на этом уровне находились вполне жилые комнаты. Кто по своей воле согласится жить в подвале? Она так и спросила старика, а тот, от большого, видимо, ума, ответил, что да, они в подвале, просто подвал большой, а народу много, человек под тридцать только мужчин собралось, наверху всех не разместишь, вот некоторых здесь поселить и пришлось.

Потом принесли обед, похоже, с закосом под праздничный, даже с тортом. Уверились, видать, гады, что всё у них получится. Юлю затрясло от гнева, но она справилась с собой, даже мило улыбнулась, а потом задремала или, точнее, заставила себя заснуть — так быстрее шло время.

Проснулась от шума. Открывать глаза не спешила, посмотрела через опущенные ресницы — слух не обманул. В помещении кроме неё и неразлучного деда находился третий, тот самый, с сальными глазами, и они с дедом громко спорили. О чём шёл спор, Юля не понимала, орали цыгане на своём языке, но, судя по красноречивым взглядам сального, которые он бросал в её сторону, и его нетерпеливой жестикуляции, ничего хорошего от разговора ей ждать не приходилось.

Однако дед, имени которого она так и не удосужилась спросить, явно был против того, что требовал сальный, и хотя тот был на полголовы выше и явно сильнее, но дед давил авторитетом. Похоже, в местной иерархии старик занимал не последнюю ступень — для осаживания молодого нахала его положения явно было достаточно, однако разгорячённый травкой (запашок от него шёл соответствующий) молокосос отступать не хотел.

Неизвестно, чем бы кончился спор, молодой, явно играя на публику и изображая крутого, уже стал картинно хвататься за пистолет, заткнутый за пояс, но тут на шум вошёл тот самый, с бородой и толстой мордой. Без лишних слов он врезал молодому по зубам, да так, что тот вылетел через дверь спиной вперёд, а потом выдал ему вслед фразу, состоящую, казалось, из одних матюгов. После этого он в грубой форме отчитал старика и вышел.

Настроение у деда сразу испортилось, он даже языком молоть перестал, а на вопросы отвечал односложно. То ли обиделся на наезд, то ли расстроился, что сам молодого осадить не смог, то ли ещё что. Потом он и вовсе задремал в стоящем в углу комнаты кресле, не обращая внимания на довольно яркий свет, который давала мощная, ничем не прикрытая лампочка. Наступила тишина, которая вместе с ожиданием верные друзья скуки. Впрочем, продолжалось это недолго. Сверху раздался странный свистящий шум, а потом всё помещение вздрогнуло, но не так, как от взрыва. Юля слышала раньше взрывы — у них в Твери как-то сносили старые здания. Так вот, это не было похоже на взрыв, очень уж бесшумное и мягкое было сотрясение, словно что-то огромное и обладающее соответствующей массой опустилось рядом с домом, и земля просто колыхнулась под неподъёмным весом.

А потом на несколько секунд выключился свет, и наверху закричали, да так, что дед моментально проснулся. Откуда он достал огромный потёртый пистолет, Юля не поняла, но ковбойская скорость произвела впечатление. Быстрым движением дед задвинул засов, стал сбоку от двери. А наверху снова закричали, так кричат от боли и страха — тоскливо, безнадёжно. Потом захлопали выстрелы, и вновь раздался крик. Затопали сапоги по лестнице, громыхнуло…

В дверь постучали — три коротких, два длинных. Очевидно, это был условный стук, потому что старик опустил пистолет, отодвинул засов, и почти сразу в комнату ввалились бородатый с пистолетом в руке, за ним ещё один, тоже толстый и с бородой, но явно не цыганского облика и без оружия, и ещё несколько молодых цыган, все с пистолетами и автоматами. Они тут же разбежались в стороны, благо комната была большой и изрядно захламлённой. Наверное, в свободное от выполнения функций тюремной камеры время она служила обычной подсобкой. Сейчас, во всяком случае, в ней было за чем спрятаться и замаскироваться. Молодежь разбежалась по местам с изрядной сноровкой, видать, не в первый раз им приходилось стрелять по движущимся мишеням в условиях, приближенных к боевым. Бородатый между тем направился было к Юле, но не успел пройти и половины пути, дверь распахнулась. На пороге стоял какой- то совсем молодой, вряд ли старше Юли, парнишка, тоже из цыган, с перекошенным то ли от ужаса, то ли от чего-то ещё лицом и с автоматом в опущенной руке.

— Рома!.. — начал было он и захлебнулся собственным криком.

В его груди вдруг вспух пузырь, мгновением спустя взорвавшийся брызгами кипящей крови и оставивший сквозную дыру, через которую при желании можно было рассматривать коридор. Секунду парень смотрел на это, а потом издал горлом булькающий звук и начал сползать на пол, оставляя на косяке кровавый след. А потом в дверном проёме возник огромный массивный силуэт и неприятно гулким голосом произнёс:

— Ну, здоровеньки булы, ромалэ. Ну шо, не ждали? Та цэ ж я, песец…

Когда бот завис над небольшим особняком, стоящим, вот каламбур, особняком от прочих домов, Ковалёв некоторое время рассматривал его с неподдельным интересом. Его товарищи, правда, от него не отставали, уж больно домик для этих мест был примечательный.

В том, что он стоял на отшибе, ничего удивительного не было. И даже в том, что это был единственный дом на улице — тоже. Во-первых, район только начали застраивать, на соседней улице тоже всего три дома было. А во-вторых, мало ли у кого какие привычки, Ковалёв вон вообще в лесу устроился.

А вот огромный, раз в пять больше самого дома по площади двор — это уже из разряда интересного. Земля в черте города дорогая, некоторые считают это неоправданным, но своя логика в таком положении вещей есть — на одном и том же месте можно построить и коттедж, и многоквартирный дом. И цена на землю и на коммуникации будет одинакова что для частного жилья, что для многоэтажки. И рассчитываться она, естественно, будет как раз для многоэтажки, то есть по максимуму — когда это наше государство в лице своих лучших представителей на местах упускало случай погреть руки? Поэтому большинство домов имеют дворы, мягко говоря, невеликие, не оправдывается на севере с экономической точки зрения большое пространство. Соответственно, те, кто строил данный конкретный коттедж, имели либо очень большие деньги, либо очень уж к ним были чиновники расположены. Возможен был, правда, и третий вариант — и то и другое вместе, но это уже непринципиально.

Ограда вокруг дома тоже была очень уж солидной — в два человеческих роста, кирпичная и, судя по толщине, явно не декоративная, да и осколки бутылок, вмурованные сверху, о чём-то говорят. И ворота интересные — металлические, да такие, что не всяким снарядом возьмёшь. Прямо-таки крепость, иначе и не скажешь.

Сам дом, правда, на вид был не очень велик и имел снаружи довольно простую архитектуру. Но удобный, двухэтажный и построен как самый настоящий бункер, имел несколько подземных этажей, и далеко не факт, что все они были видны на проецируемом сканером бота голографическом плане. Увы, маловата была мощность оборудования на не приспособленной, в общем-то, к проведению разведки машине, даже материалы, из которых построен дом, с его помощью было не определить. Что там, особенно на нижних ярусах, творится, понять было трудно. В таком доме хорошо жить семье из трёх, пяти, максимум семи-восьми человек. Однако сканеры показывали наличие внутри просто массы народа, нескольких