взволновался не на шутку и предпринял короткое, но эффективное расследование. В результате выяснилось, что примерно в четыре часа утра девушка покинула дом и удалилась в направлении дороги. Автоматика зафиксировала это, однако так как настройки систем защиты дома были направлены исключительно против вторжения извне и не имели приказов по поводу тех, кто желал его покинуть, то и мер никаких принято не было.

Да, весело… Сбежала девочка. Похоже, в решениях она была резкая, как понос, — вся в мать. Ковалёву оставалось лишь удручённо помотать головой. Дальше, конечно, по поводу её местонахождения можно было строить различные догадки, но что-то подсказывало адмиралу, что его дочь просто плюнула на запреты и решила поехать на концерт самостоятельно. Машину брать не стала — во-первых, не смогла бы завести, а во-вторых, водила паршиво. Ну и поступила вполне логично, поехала автостопом, благо недалеко, а трасса весьма оживлённая даже ночью. Оставалось только проверить, насколько правильны предположения, чем Ковалёв незамедлительно и занялся.

Сразу по приезде дочери он предпринял некоторые меры предосторожности, так, на всякий случай. Одной из таких мер было незаметное вживление под кожу девочки маяка, благо был он совсем маленький, меньше полумиллиметра в диаметре. Этакое чудо инопланетной техники, которым снабжался любой имперский военнослужащий. Датчик подавал очень узкий по частоте, но в то же время достаточно мощный сигнал, указывающий на местонахождение его носителя. Ну и передавал биометрию заодно — тоже на всякий случай. Мощность сигнала была как раз достаточной для того, чтобы его было несложно отследить при помощи самого примитивного спутника, а уж чего-чего, спутников на орбите Ковалёв подвесил предостаточно, благо размеры их были ничтожны и земными средствами наблюдения они не обнаруживались в принципе.

Спутников, правда, в тот момент поблизости не оказалось, а при работе с дальней дистанции, как сейчас, со спутника, висящего над экватором, неизбежна погрешность, однако сигнал был чётким, аппаратура спутника достаточно чувствительной, и местоположение девушки определялось с точностью до полутора метров. Ковалёв мог поздравить себя с грамотным использованием дедуктивного метода и стройностью логических построений, достойной учёного или шизофреника. Ну и выругать самого себя опять же за то, что не подвесил геостационарные спутники.

Определив местонахождение дочери, Ковалёв не слишком заволновался — возможно, из-за того, что никогда за дочкой не приглядывал и как члена семьи её пока что не очень воспринимал, а скорее всего, из-за врождённого цинизма. И, пойдя по принципу «нагуляется — вернётся», выбросил проблему из головы. В самом-то деле, не дитя малое, в её возрасте за Ковалёвым уже были и драки, и приводы в милицию, и ещё много всего. И ничего, вырос вполне нормальным. Адмирал считал, что в детстве стоит перебеситься, меньше проблем будет потом, во взрослой жизни. Так что пускай девочка оторвётся малость, на том же концерте, тем более что и её местоположение, и физическое состояние постоянно отслеживаются. А когда она перебесится и вернётся, дома её будет ждать любящий отец с ремнём в руках, так, для профилактики дальнейшей дурости.

К концу третьего дня он так уже не считал, на полном серьёзе собираясь ехать за дочерью, брать её за шиворот и волочить домой, презрев все рекомендованные психологами методы воспитания. Именно в этот момент и раздался телефонный звонок.

Трубку Ковалёв взял немедленно — звонить по этому телефону могли немногие, в первую очередь члены семьи. У адмирала была нешуточная надежда, что звонит блудная дочь, однако вместо неё в трубке прозвучал незнакомый мужской голос с характерным акцентом, поинтересовавшийся, здесь ли Ковалёв, причём даже не по фамилии, а типа «ты, козёл, хозяина позови, да?!». Ковалёв малость ошалел от такого наезда — с подобным обращением он не сталкивался очень давно, ещё с лихих девяностых, но тогда многие так лаялись.

Впрочем, адмирал не остался в долгу и с чисто барской вальяжностью спросил, что за антропоморфный дендромутант его спрашивает. На той стороне трубки заткнулись на секунду, а потом выдали грубую и незатейливую (фу, у нынешних криминальных уродов, похоже, напрочь утрачено искусство составления сложнопостроенных многоэтажных конструкций) фразу, смысл которой сводился к тому, что Ковалёва не поняли. «Буратино недотёсанный», — любезно пояснил Ковалёв и повесил трубку.

Однако секунду спустя телефон задребезжал вновь, и на этот раз уже другой голос, на чистейшем русском языке и без всякого акцента, произнёс:

— Василий Тихонович, не вешайте трубку. Ваша дочь у нас, и судьба её зависит только от вашего поведения.

«Боже, как банально», — подумал Ковалёв и, подпустив в голос растерянные и чуть испуганные нотки, ответил:

— Что вам нужно?

— Не-ет, это не кавказцы. У них акцент совсем другой, а так обычно рассказывают скверные анекдоты про них.

Вердикт эксперта, в данном случае штурмана Синицына, был воспринят Ковалёвым с должной степенью уважения и доверия. И в самом деле, почему бы и не доверять человеку, который с этими самыми кавказцами общался очень плотно и не одного лично отправил на тот свет. Правда, всё это были сепаратисты-террористы, но от рода занятий, как говорится, национальность не меняется, равно как и цвет их потрохов.

Олаф, ещё один супер, примчавшийся по вызову вместе с Птахом (а именно таково было прозвище Синицына среди своих — что поделать, производная от фамилии), сидел в кресле и со своим обычным спокойствием наблюдал за происходящим. Вот ведь идеальный боевик — интересуется исключительно тем, что надо для дела, никаких умствований. Получил приказ, пошёл и нарезал всех на кусочки, без лишних раздумий и эмоций. Именно за это Ковалёв его и ценил и именно поэтому не собирался продвигать на руководящие посты — Олаф, как он считал, был вполне на своём месте. Это на непоседливого и умного Синицына у адмирала были серьёзные планы, а Олафу он рискнул бы доверить командование максимум ротой. Впрочем, у каждого свои достоинства и свои недостатки.

Вообще интересная фигура этот Олаф. Внешне — образец викинга из старых скандинавских саг, такой же светловолосый и могучий, ростом почти на голову выше тоже отнюдь не маленького Ковалёва. От этого сходства и прозвище своё получил, кстати. Даже бороду носит, подобно викингам, только очень аккуратную, он вообще аккуратист и чистюля. Хотя, конечно, в космосе с бородой не слишком удобно, особенно в скафандре, но ведь носит же, и фиг его переубедишь. Кстати, отпустил он её уже после того, как его прозвали Олафом, очевидно, чтобы соответствовать новому имени, так-то он Пётр Герасимов, лейтенант-десантник в отставке. В отставке после того, как разбился чуть не насмерть и, не встреться на его пути адмирал Ковалёв, был бы обречён навсегда остаться привязанным к инвалидной коляске.

— Думаю, ничего особенного выдумывать не надо, — продолжал между тем Синицын. — Зачем изобретать велосипед? Подвешиваем над ними бот, обрабатываем их логово станером и делаем что хотим. Ну, голова у девочки поболит слегка…

— Станером нельзя, — отозвался Ланцет, четвертый и последний член их импровизированного штаба, примчавшийся на помощь вместе с Синицыным и Олафом и сейчас занятый не столько обсуждением ситуации, сколько ревизией книжных полок адмирала.

Ковалёв когда-то увлекался историей, и в его собрании было немало интересных трудов, которые Ланцет, вроде бы и не обращающий внимания на происходящее, с большим интересом просматривал. Явно намерен был себе чего-нибудь выпросить, эстет… Вообще от него и не ожидалось активного участия в обсуждении планов, Ланцет был специалистом, скажем так, несколько иного профиля, однако, несмотря на кажущуюся отрешённость от происходящего, он всё слышал и успевал анализировать. Просто не встревал в разговор профессионалов, пока этого не требовала ситуация.

— Это почему же нельзя? — воинственно обернулся к нему Синицын.