где-нибудь на рельсы под колеса…
Мелькали мимо вагоны, спешили, толкались. А Юрка стоял, не шевелясь, пока не проскочил, резко оборвав ритм звуков, последний вагон. Пожилой кондуктор нехотя погрозил ему пальцем и тут же был наказан за этот необдуманный жест: Юрка неожиданно нагнулся, схватил горсть щебня и сильно швырнул в него. Старик присел за барьерчик, и камешки пулеметной очередью резанули по доскам. Что там кричал возмущенный кондуктор, размахивая руками, Юрка не слышал.
Заметив, что заскочил в запретную зону, за колючую проволоку, он повернулся и поспешил к Валерке. Они сошли с полотна и уселись возле бетонного башмака опоры электролинии.
Ребята молчали.
Внизу, на заливном лугу, близ насыпи, девчонка пасла корову. Мальчишки знали эту девчонку. Она жила неподалеку, была от рождения полоумной и всегда, если не пасла, сидела высоко на откосе или, косоглазо улыбаясь, бродила по перрону с длинной веревкой в руке, словно водила на поводу кого-то невидимого. Юрка вспомнил, как однажды он наступил на проползавший мимо него конец, веревка вырвалась из руки девчонки, и та принялась навзрыд плакать. Незнакомые женщины стыдили его минут десять, до прихода электрички… От девчонки Юрка повел взгляд через луг, через дома к реке и затем к городу. Синева неба над городом приглушалась дымом, который держался над ним огромной мрачноватой шапкой. А над Перевалкой не было никаких шапок — чисто. Мальчишка опять взглянул на девчонку и увидел, что она, поднырнув под корову, припала к вымени — сосала молоко. Он дернул губами и подтолкнул Валерку. Тот и сам заметил эту странную картину, но ничего не сказал.
Пришла электричка. Мальчишки не обратили на нее внимания. И вдруг получили по крепкому щелчку.
— Аркаша! — Юрка вскочил. — Вот здорово! Ты на этой электричке? За нами? Вот это да! Почему ты не написал, мы бы тебя встретили?
— А разве вы не меня встречали?
Юрка покачал головой:
— Нет. Наоборот, мы провожали. Мы Варфика посадили на рессору. Папка велел утопить его, а мы вот…
Пока шли до дому, Юрка рассказал все о Варфике.
— Ну что ж, — проговорил Аркадий, — Варфик провинился перед обществом, и его пришлось изгнать из этого общества.
— Какое же это общество — два дома? — возразил Юрка.
— Два дома — это уже… Даже один — общество. А всех, кто не подчиняется законам общества, приходится изолировать. Варфик оказался преступником — его посадили на рессору. Ты провинишься — тебя посадят на рессору.
— Прямо на рессору!
— А куда же? Только этой рессоре придадут иной вид, ну хотя бы вид тюрьмы.
— О, тюрьмы!
— А что? Преступник — пожалуйста! Не хочешь жить по-человечески, живи по-крысиному…
Василиса Андреевна, обрадованная приездом Аркадия, не спросила даже о Варфике. Она взялась было замешивать тесто, чтобы напечь оладий, но Аркадий остановил ее, сказав, что это напрасные хлопоты, так как часа через два-три они должны уезжать — билеты на катер уже взяты.
Юрка распутывал старые лески, искал на чердаке покрышку волейбольного мяча и ушивал Аркадьевы плавки, подгоняя их на свои тощие бедра. Валерка, боясь, что отец его не отпустит, попросил помощи у Аркадия. Аркадий пошел к Терениным и быстро обо всем договорился.
И вскоре все трое плыли на голубом катере вверх по течению — навстречу неизвестности.
Глава третья
ДРАГОЦЕННЫЕ ДАРЫ
Портальный кран стоял посередине двора на рельсах-рейках. С метр высотой, покрашенный охрой, с гордо задранной стрелой, к которой был подцеплен игрушечный самосвал. Тузик сперва лаял на это невиданное чудовище, потом начал нежно скулить и пытаться дотянуться лапами до рельсов. Мистер, найдя, очевидно, в очертаниях крана что-то петушиное, время от времени хлопал крыльями и кукарекал. То Валерка, то Юрка осторожно при помощи особых барабанчиков, сделанных из катушек, поворачивали башню, поднимали и опускали стрелу, катали кран по рейкам. Кран действовал безукоризненно.
— Вот елки, — сказал Юрка. — Здорово!
— Все-таки очень желто получилось, на настоящий не похож. Помнишь, какой цвет у настоящего?
— Помню. Такой сероватый, как у Варфика.
— Вот… А тут видишь какой.
— Сойдет. Важен не цвет, а вот что… — Юрка повернул башню. — Вот… Теперь подари его школе.
— Школе? — Когда Валерка улыбался, его нижняя губа сильно походила на сковородник.
— Ну да. Ведь мы обещали Галине Владимировне сделать игротеку и что-нибудь подарить школе. Но мы ничего не сделали. Теперь дари кран.
Юрка сказал это нарочно, чтобы разозлить Валерку, чтобы он начал спорить, но Валерка задумался.
— А что?.. Подарю.
— Подаришь?
— Подарю.
— Ну и дураком будешь. Такую штуку дарить. Делал-делал, и — дарить. А что тогда я подарю? — вдруг спросил он. — Ведь и я должен чего-то подарить. Я ведь не рыжий.
— А мы портальный подарим сразу за двоих. Скажем, что вместе делали.
— Нет, я так не хочу. Да и Галина Владимировна все равно не поверит, что я такой сделал, — сказал печально Юрка. — Лучше я ничего не подарю.
— «Хоккей»! «Хоккей»-то мы забыли!
— «Хоккей»?.. Хм. Ты — портальный, а я — «Хоккей»? Ты — слона, а я — моську.
— Разве это моська? Сравнил… Давай тогда так: ты подаришь портальный, а я «Хоккей».
— Посмотрим, — сказал Юрка.
К первому сентября было уже решено, что Юрка все же подарит «Хоккей». Утром ребята шли в школу и рассуждали, когда сделают выставку летних работ — сразу или через месяц, — кто еще что принесет, и как на фоне всех поделок будут выглядеть их дары. Потом заговорили о том, кто из их одноклассников где мог побывать летом и кто из них мог увидеть больше и интереснее, чем они — Юрка с Валеркой.
Мальчишки шли скорым шагом, кого-то обгоняли, кто-то обгонял их, — и все махали руками, галдели, смеялись, стукали друг друга портфелями по спинам.
Галину Владимировну ребята увидели еще издали, не доходя до ограды школьного двора. В белой кофточке и черной юбке, она стояла там же, где собирались в прошлом году, у молодых тополей, и что-то говорила девчонкам, крутившимся около нее, а пацаны толпились чуть в сторонке и, похоже, боксировали.
