Вера Сергеевна, и Юрка посмотрели на Валерку.

Он пожал плечами:

— Все было открытым.

Юрка встал к двери задом и сильно шлепнул по ней подошвой ботинка. Домишко аж загудел.

Дом безмолвствовал.

— Никого нет, — сказал Юрка.

— Куды ж вы, дурье, ломитесь? — спросил вдруг кто-то со стороны. — В хате пусто, а они надсажаются.

В огороде среди подсолнухов стояла старуха с морщинистым лицом, маленького роста и очень худая — одежонка обвисала на ней, как на пугале.

Юрка подошел к забору и спросил:

— А где же Поршенничиха?

— Я почем знаю. Вы бы не пришли — и об вас бы не знала. А пустую избу нечего трясти! — глянув насупленно и зло на мальчишку, проворчала старуха.

— Конечно, — согласился Юрка. — Пустую чего трясти.

— Только что двери были открыты, — опять сказал удивленный Валерка.

— Ушла хозяйка, — заметила бабка.

— А вы кто — соседка? — спросила Вера Сергеевна.

— Соседка не соседка, а не из того дома.

Вера Сергеевна некоторое время стояла задумавшись, потом проговорила:

— Ну что ж, пойдемте.

— Мы еще вернемся! — крикнул Юрка, когда они покидали двор Поршенниковой, и почему-то погрозил старухе кулаком.

Валерка то по личному побуждению, то по просьбе Юрки вновь и вновь пересказывал, как он отправился к Поршенниковым, как колебался, войти или нет во двор, как наконец вошел и увидел в сенях на лавке Мистера.

Юрка смотрел на друга, не понимая, как это с Валеркой, человеком тихим и сдержанным, произошел такой поразительный, острый случай, а вот с ним, Юркой, который жаждет именно таких случаев, ничего подобного не происходило.

И Юрка предложил Вере Сергеевне сходить к Поршенниковым еще раз, чтобы разобраться во всем до конца. Но Вера Сергеевна ответила, что она все не может взять в толк, что же произошло, и ей далее неловко, что она, ладом не подумав, кинулась тревожить людей. Спасибо, дома никого не оказалось, а то было бы стыда — петух-то, может быть, где под крыльцом сидит, разбойник. Валерка запротестовал. И, вернувшись, они в три голоса стали звать петуха. Тщетно.

— Ну вот, не верите? Пожалуйста. Мистеру — крышка! — сказал Валерка, все еще недоумевая, как все так получилось, что петуха украли и зарубили, и неизвестно кто, и неизвестно почему.

— Петуху-то крышка, раз голова отрублена, — заметил Юрка. — Тут важно расследовать.

— Когда ж его могли украсть? — задумавшись, произнесла Вера Сергеевна. — Ведь я их вроде кормила недавно… Разве через забор перелетел да на дороге его хапнули?

— Нет, мам. Я его только что видел, как пришел из школы. Я ему еще корочку бросил.

— Хм… И вроде никого не было.

— Только этот, верующий.

— А-а! — вдруг вскрикнула Вера Сергеевна и уже спокойнее, покачивая головой, продолжала: — Валера, это ведь он стащил петуха, он, сектант проклятый. Тьфу ты! Ну не так, так этак!.. И как же я сразу не подумала, а? Как же это я не догадалась проводить его до калитки?.. Ну, приди ты еще сюда, божий человек, появись-ка тут, попробуй! Бродяга!..

Вера Сергеевна зачем-то отправилась на улицу, а Юрка затормошил растерявшегося друга, требуя немедленно все рассказать. И Валерка рассказал.

— Он! Он украл! — воскликнул Юрка. — Эх, ну почему же меня-то не было, а? Вот всегда так!

— Но если этот дядька украл, то как петух оказался у Поршенниковых?

— Как?

— Да.

— Не знаю… У-у! В самом деле, как же?.. Слушай, пойдем еще раз к Поршенниковым.

— Мы же только что…

— А покараулим. Сядем у камышей и будем караулить.

В предчувствии чего-то необыкновенного Юркины глаза горели вдохновением. Валерка, однако, не поддержал это горение, а притушил, сказав, что ему не хочется сидеть в камышах.

— Тогда я один пойду. Во что одет этот детина?

— В плащ. И с бородой.

— Жди. — И вышел со двора.

Вернулась Вера Сергеевна и со вздохом заметила, что «святой» проходимец теперь тут не появится, что нечего и высматривать его.

— Видишь, сынок, какие гады! В этом и весь бог — чтобы подкатиться к человеку поближе да обобрать его… Чтоб им всем подавиться!

Валерка чуть не сказал, что Василиса Андреевна дала бородачу денег.

— Отец приедет — опять ругани не оберешься. Я вам и то делаю и другое, и корм достаю, а вы даже за готовым доглядеть не можете. Тьфу!..

Да, это Валерка знал. Знал, что за утерю петуха, как и за прежние просчеты в хозяйстве, отец поднимет скандал и осыплет обоих упреками. Не понимал мальчишка одного: как и откуда берутся у отца эти скверные, темные желания — упрекать и скандалить. Может, он бы и понял его, если бы мать боялась отца, трепетала перед ним. Но ведь она и не боялась его, и не трепетала перед ним, она даже не молчала, а на грубость отвечала грубостью, на зло — злом. Они тыкались друг о друга, как льдины. И в то же время Валерка чувствовал, что мать ненавидит эти стычки, старается избежать их. И он был благодарен ей, потому что сам ненавидел ссоры и не желал их.

Между тем Юрка устроился возле камыша, за кочкой, против дома Поршенниковых, и не спускал с него глаз. Здесь и обнаружил его Валерка час спустя. Ему показалось подозрительным столь долгое отсутствие друга, тем более что он не принял всерьез Юркиного намерения подкарауливать.

— Ну как?

— А ты где шел? Вдоль берега?

— Вдоль берега.

— То-то. Ни души. Понимаешь, хоть бы какая-нибудь кошка прошмыгнула во двор.

— Зачем нам кошка?

— Мда-а… Скрылись! Или к кому-нибудь еще пошли.

— Юрк, а ведь и у вас он был, верующий-то.

— У нас?

— Да. Просто я забыл раньше сказать. А что, и Аркадий не говорил?

— Никто мне ничего не говорил. И тоже деньги просил?

— Наверное.

— И что, мамка дала? — опасливо спросил Юрка.

— Что ты! Это… Ну… Тетя Васеня его тоже, как мы, — фьють! — высвистнула.

— Да? — обрадовался Юрка и с каким-то гоготанием потер ладони. — Молодец, мамка! Я думал, что она это… совсем божественная, а она вон… А ну-ка, пойдем к нам, поговорим.

Гайворонские были уже все дома. Петр Иванович стоял еще чумазый возле умывальника и, морщась,