что кто-нибудь другой сделает в этой жизни то, что должен был сделать он.

– Но что хорошего в том, что люди умирают, иногда будучи ещё детьми? Не успев совершить ни добрых, ни злых дел? Зачем судить о человеке, если и судить-то ещё нечего?

– На их место придут другие. Они будут сильнее нас, умнее нас, красивее нас.

Рене завёлся.

– Уверен?

– Уверен, – лицо старика окаменело, – Иначе наша жизнь лишена смысла!

Учитель стоял, гордо подняв голову. В голосе его звенела сталь. Он был велик, этот старик, обладающий нечеловеческой силой. И Рене вдруг осознал, что человек этот не боится ничего. Потому что он не боится смерти. Он принял и осознал её. И, как это ни кощунственно звучало, полюбил, наверное. Простил, во всяком случае. Понял и простил.

– Тебе легко, – протянул Рене.

– Мне? Слепому одинокому человеку, выброшенному судьбой на этот пустынный остров?

– Тебе нечего терять.

– Да, но в моей жизни были потери. Слишком много тяжёлых потерь, – голос учителя стал насмешливым, – Неужели ты думаешь, что я не люблю жизнь?

– Я…

– Ты решил, что перед тобой сломанный человек? Срубленное могучее дерево, на пне которого пробивается слабая, очень милая, но, увы, обречённая молодая поросль? Ты ошибаешься. Да, я слеп. Я не вижу солнца. Но однажды мне суждено увидеть то, что не дано видеть зрячим.

– Что?

– Я и сам не знаю. Это мой Приговор. Я должен был найти это на Дороге Времени. Должен был, но не нашёл. Когда-нибудь я расскажу тебе… Странно…

– Что странно?

– Я вижу. Вижу тебя. Ты сейчас вот здесь, – старик ткнул пальцем прямо в грудь мальчика.

– Может, ты и должен был увидеть именно меня?

– Может. Но разве зрячие тебя не видят?

– Видят. Хотя – не знаю. После того, как Ири-Тао…

– Ири-Тао? Ты знаешь Ири-Тао?

– Знал. Она спасла меня. Как я понимаю, ценой собственной жизни.

– Большая потеря для сил Добра, – старик горестно покачал головой, – У кого же теперь Венец?

– Венец? Какой Венец?

– Венец Стражей. Самый могучий артефакт из тех, что я знаю. И самый капризный.

– Не было у Ири-Тао никакого Венца, – растерялся мальчик.

– Если ты его не видел, то это не значит, что его не было, – фыркнул учитель, – Венец не каждому покажется. И никому никогда не даётся в руки. Сам выбирает кому, когда и сколько служить. Захочет – поможет.

– А если не захочет?

– Ну, если не захочет, – старик развёл руками, – Изволь сам из всех историй выпутываться. Ведь ты человек. Значит – можешь всё.

– И всё-таки жаль, что мы не звёзды. Что не живём вечно…

Старик тихонько рассмеялся.

– Все мы немножко звёзды. Но даже звёзды не вечны.

– Как – не вечны?

– Как всё, что есть во Вселенной. Звёзды рождаются, живут и умирают. Наше Солнце – тоже звезда. И тоже когда-нибудь умрёт.

– Звезда? Самая большая, да?

– Нет, не самая, – рассмеялся старик, – Есть звёзды во много раз больше. Но даже самая маленькая звезда – огромна. Просто все звёзды очень-очень далеки. Поэтому и кажутся точками. Звёзды рождаются в глубинах Вселенной. Светят долгие-долгие годы. Но, в конце концов, умирают. Некоторые звёзды взрываются, разлетаются на мириады осколков. Иногда такой осколок может прилететь на Землю. Тогда ты видишь “падающую звезду”. Но это не звезда, а всего лишь её частичка.

А иногда множество таких осколков сталкиваются, крошатся в пыль, слипаются вместе и образуют планету. Такую, как наша Земля. Из звёздной пыли рождается жизнь. Вначале – примитивная. Потом – всё более сложная. И вот, в конце концов, на планете появляются люди…

– Как мы?

– Как мы. Вот так, брат. Все мы немножко звёзды.

– А откуда ты это знаешь? – выдохнул поражённый Рене.

– Эва, сказал, – старик рассмеялся и похлопал мальчика по плечу, – Ещё спроси, читал ли я книги. Пошли завтракать, кусок погибшей звезды. Картошка, наверное, уже готова. Покушаем. О себе расскажешь…

Нет, утром на острове решительно было нечего делать. Полакомившись скудным завтраком и внимательно выслушав историю Рене, старик бессовестно задрых возле кострища, даже не высказав к ней никакого отношения, раскинув руки крестом прямо посреди норы. Рене стало даже капельку обидно, что старика не заинтересовал его рассказ. Он ещё потоптался немного рядом. Зачем-то заглянул в угол с зарубками. Небольшая змейка мирно свернулась кольцами на плетёной кошёлке с картошкой. На её теле, ближе к голове, чётко обозначилась выпуклость. Вероятно, этой ночью она тоже позавтракала. Мальчик тяжело вздохнул и поднялся наверх.

Солнце было красным. Алое зарево залило полнеба. Такой кровавый рассвет Рене видел впервые.

– Ну, что новенького?

Рене вздрогнул. Он только что видел старика безмятежно спящим. Такой мгновенный переход к бодрствованию удивил мальчика.

– Ничего…

– Не может быть. Как уважающий себя воин, я не могу проспать драку, – хвастливо заявил он, – Ты что-нибудь слышишь?

– Нет. Тишина.

– Вот именно! Птицы молчат. Кузнечики не стрекочут, – старик выглядел всё более возбуждённым, – не иначе, чуют… чуют что-то. Что, Солнышко красно?

– Не то слово. Полнеба покраснело.

– A-а! Я же чую! Будет буря.

– Да слышал я эту примету. Мол, Солнце красное – жди ветра. Сколько раз проверял. Ерунда всё это.

– Нет, не ерунда. Просто люди нынче обленились. Спят много. Примета-то связана с восходом, а не с закатом. Если красен закат – назавтра жди тихого дождичка, а вот коли красен восход, да ещё так, как ты говоришь. Жди бури, брат! Пойдём-ка, лодочку подтянем повыше.

Старик бодро запрыгал по камням.

– Ио-хо! – возбуждённо закричал он, – Говорю тебе, буря идёт. Чувствуешь, роса не выпала?

Рене уставился себе под ноги. Трава вдоль каменистой тропинки действительно была сухой.

– Ио-хо-хо! – снова радостно закричал старик где-то внизу и погрозил кому-то невидимому в небе мускулистым жилистым кулаком, – Ю-га-га! А-ха-ха!

Он так заразительно шумел и кривлялся, что Рене вдруг ощутил невиданный прилив сил, дикую радость очищения, солоноватый привкус буйства. Раскинув руки, мальчишка с визгом бросился вниз, навстречу морю, свету, приключениям.