помазания Давида Самуилом ничего не значит и Давид ничем не отличается по своему статусу от других евреев. Эти его проповеди, судя по всему, находили отклик в сердцах народа, так что в конце концов до Давида стала доходить вся опасность этого человека для его трона и самой идеи государственности вообще:

'И сказал Давид Авишаю: теперь Шева, сын Бихри, наделает нам зла больше, чем Авшалом' (II Сам. 20:6).

Решив нанести по Савею и его соратникам сокрушительный удар, Давид вызвал к себе Амессая и велел ему в течение трех дней провести мобилизацию всех способных носить оружие мужчин колена Иуды и выступить с ними в поход. Поручив эту миссию Амессаю, Давид еще раз показал, что верен своему обещанию и не собирается возвращать Иоава на пост главнокомандующего.

Однако Амессай не справился с первым же возложенным на него ответственным заданием. Прошло три дня, а армия так и не была собрана, и значит, у мятежников появлялось время для того, чтобы осмотреться и подготовиться к сражению, если царь решит бросить против них армию своего колена.

Казалось, самым разумным в этой ситуации было вернуть пост командующего армией опытному и энергичному Иоаву, однако Давид не хотел даже видеть убийцу своего сына и потому вызвал к себе младшего племянника Авессу и приказал ему немедленно выступить в поход во главе отряда гвардейцев и иностранных наемников.

И вновь мы можем только догадываться, какая буря бушевала в те дни в душе Иоава, сына Серуйи. Наверняка опала казалась ему унизительной и несправедливой. Разве не он бегал вместе с Давидом от Саула? Разве не его храбрости и таланту полководца обязан был Давид большинством своих побед? Разве не он выполнял его самые деликатные поручения, как это было в случае с Вирсавией? И наконец, разве не он сыграл решающую роль в подавлении мятежа Авессалома?! Теперь же Иоав вынужден был следовать за младшим братом во главе небольшого отряда, и лишь роскошная одежда и дорогое оружие напоминали о том, что совсем недавно он командовал всей армией и был вторым человеком в стране после царя.

Пока небольшое войско Авессы продвигалось по землям колена Вениамина, Амессаю удалось, наконец, собрать армию из мужчин колена Иуды, и Давид велел ему присоединиться со своими воинами к Авессе. Встреча двух армий произошла возле Гивона; Амессай подошел к армии Авессы как раз в тот час, когда тот вместе с Иоавом обедали.

Все дальнейшее, видимо, произошло в считанные минуты. Иоав, поднявшись навстречу Амессаю с самым дружелюбным видом, словно случайно обронил на землю ножны своего меча, оставив его обнаженным. Затем, назвав Амессая братом (что было чистой правдой!) и заверив, что он хочет окончательно примириться с ним (что уже правдой не было), правой рукой притянул его за бороду, делая вид, что хочет поцеловать кузена. Именно то, что Иоав сделал этот жест правой рукой, видимо, усыпило бдительность Амессая и заставило его поверить в искренность родственника. Но при этом Амессай то ли не знал, то ли забыл, что Иоав был левшой. Поэтому, притянув Амессая к себе за бороду правой рукой, левой Иоав вонзил ему в живот меч, и, когда вытащил его, внутренности Амессая вывалились к его ногам. Еще мгновение Амессай смотрел на это валявшееся у его ног кровавое месиво, а затем бездыханный повалился на землю.

С ужасом глядели воины обеих сторон на распростертый на земле труп Амессая, но тут один из телохранителей Иоава поспешил провозгласить: 'Кто за Иоава – тот за Давида! За Иоавом!' – и вся армия устремилась за тем, кто командовал ею на протяжении почти четырех десятилетий.

Так Иоав вернул себе роль главнокомандующего, и Авесса посчитал такой поворот событий вполне справедливым, ибо и в опыте, и в полководческом даре он уступал старшему брату. Талмуд утверждает, что уже потом, после подавления бунта Савея, сына Бихри, Синедрион судил Иоава за убийство Амессая. Однако на суде Иоав заявил, что, во-первых, Амессай заслуживал смерти уже как командующий армией мятежников; а во-вторых, не сумев выполнить царского приказа, Амессай на деле содействовал бунтовщикам во главе с Савеем и за это также подлежал по суду смертной казни. Таким образом, подвел итоги Иоав в своем последнем слове, он, по существу, судил Амессая военно-полевым судом, приговорил его к смерти и привел приговор в исполнение. И судьи Синедриона сочли эти доводы Иоава убедительными и оправдали его. Давид тогда вроде бы согласился с решением Синедриона, хотя, как показали последующие события, на самом деле придерживался по данному поводу совсем другого мнения.

Надо заметить, что в одном Иоав был действительно прав: из-за нерасторопности Амессая было потеряно слишком много времени. Воспользовавшись предоставленной ему отсрочкой, Савей сумел собрать из своих сторонников из самых разных колен большую армию и намеревался двинуть ее навстречу войску Давида, чтобы встретить его в открытом поле. Но Иоав, предприняв стремительный марш-бросок, настиг Савея в момент последних приготовлений в городе Авел-Беф-Маахи (Авел-Бейт-Маахи) и осадил его.

Опасаясь, что к Савею могут присоединиться новые части мятежников, Иоав приказал немедленно начать штурм города. Опыта в осаде и взятии городов Иоаву, как известно, было не занимать. В течение суток напротив городской стены была сооружена земляная насыпь такой же высоты, что и сама стена, с которой хорошо обученным гвардейцам и наемникам уже не составляло никакого труда ворваться в Авел- Беф-Маахи, и как они в этом случае поступили бы с бунтовщиками, догадаться нетрудно. Однако незадолго до начала решительного штурма на городской стене появилась женщина и заявила, что она хочет говорить с самим Иоавом. Иоав откликнулся на этот зов, и его страстный и обоюдоострый диалог с этой женщиной в итоге и привел к тому, что бунт Савея, сына Бихри, был подавлен без очередной гражданской войны:

'И закричала одна умная женщина из города: 'Послушайте, послушайте, прошу, скажите Иоаву: подойди сюда, чтоб мне поговорить с тобою'. И подошел он к ней, и сказала женщина: ты ли Иоав? И сказал он: я слушаю. И она сказала так: следовало бы вначале поговорить, спросить авэйлитов, и тогда бы решили дело. Я из мирных и верных людей в Исраэле, а ты хочешь разрушить один из материнских городов в Исраэле; зачем губить тебе удел Господень? И отвечал Иоав и сказал: не бывать у меня тому, не бывать, чтобы я уничтожил или разрушил, это не так, но человек с гор Эфраимовых по имени Шева, сын Бихри, восстал против царя Давида; выдайте его одного, и я отойду от города. И сказала женщина Йоаву: вот голова его будет брошена тебе со стены' (II Сам. 20:16-21).

Библия не случайно называет эту женщину 'умной': в сущности, в ходе этого диалога она преподает Иоаву урок закона, согласно которому (Втор., 20:14), прежде чем осадить город и объявить ему войну, следует вступить в переговоры с его жителями и попытаться решить проблему мирно. В ответ на упреки женщины в том, что он затеял очередную братоубийственную войну, Иоав не менее резко отвечает, что ему совсем не хочется убивать братьев-евреев, но он не может уйти из-под стен Авела, пока в нем находится глава бунтовщиков Савей, сын Бихри, и требует выдать его.

Вернувшись в город, женщина собрала всех старейшин, пересказала свой разговор с Иоавом и убедила их выдать голову Савея полководцу Давида. Это условие было понято и выполнено буквально: отряд горожан, ворвавшись в ставку Савея, совсем не ожидавшего такого нападения, отрубил ему голову, а затем эту голову сбросили с городской стены Иоаву.

Так был положен конец бунту Савея, сына Бихри. Иоав вернулся в Иерусалим как триумфатор, и Давиду не оставалось ничего другого как обнять племянника и поблагодарить его за службу, отложив все накопившиеся между ними счеты на более подходящее для их сведения время.

Теперь, когда мятежи были подавлены, во всем царстве снова восстановились мир и спокойствие. Дни Давида уже приближались к концу, и он сам чувствовал это. А сделать еще предстояло очень и очень многое…

Прошло совсем немного времени – и Давид решил провести всеобщую перепись мужского населения страны.

С точки зрения историков и самой логики управления государством, этот шаг выглядит вполне понятным. После пронесшихся над страной бурь, сопровождавшихся как массовой гибелью людей (вспомним, что только в битве у Галаадского леса погибло 20 тысяч человек), так и гражданским неповиновением, было крайне важно восстановить и упорядочить систему налогообложения, призыва в