'И сказал Давид ему: как не побоялся ты поднять руку свою, чтобы погубить помазанника Господа? И подозвал Давид одного из отроков, и сказал: подойди, убей его. И тот убил его, и он умер. И сказал ему Давид: кровь твоя да будет на твою голову, ты сам виноват в смерти своей, ибо уста твои свидетельствовали против тебя, когда ты сказал: 'Я убил помазанника Господня!'…' (II Сам. 1:14-16).

Тогда же в порыве вдохновения он создал прекрасный и величественный реквием по Саулу и своему другу Ионафану, который с полным правом можно назвать одной из жемчужин мировой поэзии. И сегодня эти написанные три тысячи лет назад слова нельзя читать, не ощущая всей вложенной в них боли утраты; и сегодня еврейский народ повторяет их над телами своих павших героев, чувствуя, как вместе с горечью в них звучат и гордость, и восхищение их мужеством и силой их духа:

(II Сам. 1:19-27)

Разгром армии Саула вверг израильтян в отчаяние. Филистимляне хозяйничали в землях всех колен, обложив их население непомерной данью. Пожалуй, со времен Исхода из Египта евреи не были так унижены и порабощены, как в те дни. Единственное, что им оставалось, – это надежда, что у народа появится новый великий лидер, способный вернуть нации былую гордость и независимость, возродить только-только начавшую зарождаться при Сауле государственность.

Словом, народ ждал достойного преемника погибшего царя, которым по закону являлся Иевосфей – единственный оставшийся в живых сын Саула.

Но, для того чтобы Иевосфей законно воссел на престоле, он должен был быть помазан первосвященником. Первосвященник же Афиафар, находившийся в Секелаге и безмерно преданный Давиду, объявил, что Иевосфей не может быть помазан на царство, так как у Израиля уже есть 'помазанник Господень' и это не кто иной, как Давид, принявший помазание из рук самого покойного пророка Самуила. Таким образом, претензии Давида на трон Саула выглядели куда более обоснованно – и как 'помазанника Господня', и как зятя покойного царя, то есть одного из ближайших его родственников. Вдобавок ко всему, в пользу Давида говорил его немалый военный опыт, а также то, что он был представителем колена Иуды – самого многочисленного и могущественного колена.

Однако Авенир, принимавший вместе с Саулом самое непосредственное участие в преследованиях Давида, за это время привык видеть в нем своего личного врага и просто не допускал в тот момент даже мысли о возможном воцарении Давида. К тому же, напомним, он был близким родственником Саула, и для него крайне важно было провозгласить царем всего Израиля именно Иевосфея, таким образом сохранив престол за своей семьей и своим коленом. Так ко всем прочим бедам израильтян прибавился раскол нации на сторонников Давида и сторонников Иевосфея.

Иевосфей – так звучит имя оставшегося в живых сына Саула в синодальном переводе Библии, и само по себе это слово вряд ли что-либо может сказать русскоязычному читателю. Однако достаточно произнести его в исконном, ивритском звучании, и для того, кто знаком с этим языком, мгновенно становится понятен его смысл. Как понятно и то, что Ишбошет – это, возможно, даже не имя, а прозвище, образовавшееся из двух слов: 'иш' на иврите означает 'муж', 'человек', а 'бошет' – 'стыд', 'срам', 'позор'. Таким образом, Ишбошет – это не что иное, как 'муж позора', 'человек, запятнавший себя позором'.

Трудно сказать, почему Ишбошет получил такое прозвище. 'Хроникон' утверждает, что настоящее его имя было Ишбааль, но 'баалями' ('ваалами'), как известно, на Ближнем Востоке назывались языческие боги. Так что, вероятнее всего, Ишбошетом этот сын Саула стал просто потому, что у израильтян в какой-то период было принято называть детей на ханаанский лад, добавляя в конце имени основы не слово 'Эль' – 'Бог', а близкое ему по значению слово 'бааль'. Однако затем такие имена стали восприниматься как языческие, а значит, позорящие их носителя, и вместо 'бааль' в них стали произносить 'бошет' – 'позор'.

В то же время нельзя исключать, что народ дал ему это прозвище за то, что Ишбошет сторонился ратного дела, не участвовал в битвах, которые вел Саул, и, прослыв трусом, как бы позорил свой род. Во всяком случае, в той решающей битве, в которой героически погибли его отец и три брата, Иевосфей- Ишбошет не участвовал, и вообще непонятно, где он в это время находился.

Таким образом, этот сын Саула не обладал не только решительностью, силой ума и харизмой отца – у него не было даже доброго имени в народе. Поэтому Авенир решил не спешить с официальным возведением Иевосфея на трон, а попытаться укрепить позиции дома Саула, проведя ряд успешных операций против филистимлян и выбив их из нескольких захваченных городов, чтобы затем убедить старейшин колен, в которых находятся эти города, присягнуть на верность Иевосфею.

Сама эта тактика показывает, что Авенир был не только искусным полководцем, но и незаурядным политиком, умеющим просчитывать любую ситуацию на несколько ходов вперед и добиваться поставленной цели.

Однако Давид, как мы увидим, оказался достойным противником Авенира – в последовавшие вслед за поражением Саула месяцы он также проявил себя поистине выдающимся политиком и государственным деятелем.

Вскоре после битвы у Гелвуи в Секелаг к Давиду стали собираться уцелевшие воины армии Саула, а также молодежь из различных колен Израиля. Потрясенные поражением Саула, с презрением относящиеся к не участвовавшему в битве Иевосфею, они видели в знаменитом победителе Голиафа единственного лидера, который сможет вернуть евреям и их земли, и национальную гордость. Видимо, в этот период к Давиду присоединились и несколько сотен филистимлян из числа тех, кому нравилось вести жизнь 'солдат удачи' – они впоследствии составили основу его отряда наемников.