Идти свободными путями, Язык бы наш не поспевал Все изливать, что сердце ныне чует. Предполагается, следовательно, возможность двух правд.
Неясен также моральный облик Эринний, Аты, Аласто–ра. В их поступках очень трудно провести границу между возмездием Оресту и самостоятельным причинением зла ему. Скромная и нежная Елена, которая привела Трою к погибели, сравнивается со львенком, которого воспитывали и ласкали люди, пока он рос, и который перерезал однажды скот, «не дожидаясь приглашения к обеду» (717–736). При этом читаем,
735–736: Рока каким–то жрецом Божье наслание это В доме вскормили своем. Т. е. Ата — тот же львенок, коварный и не помнящий добра. И такая квалификация Аты обычна. Напр.,
764–771: Преступленье давнишнее часто рождает.[244] У недобрых проступков другой Иль сейчас, или после, когда наступает Для рождения день роковой, И тот дух несразимый, войне непокорный, Недоступный всем чувствам святым, Дерзновенье в чертогах той Пагубы черной, На родителей видом похожей своим. Наряду с этим (число примеров можно было бы намного увеличить) встречаем в том же «Агамемноне» мысль о полной солидарности Аты и Зевса.
355–366: О владыка Зевес и любезная Ночь» Ты, владычица пышных узоров, Над твердынями Трои простершая сеть И покрывшая так, что уже никому. Ни большому, ни малому, не одолеть Сети рабства великой — Все губящего рока той сети. Слава Зевсу, великому богу гостей, Совершившему это, — свой лук уж давно Он рукою нацеливал на Александра, Чтоб, до срока слетев иль в надзвездную высь, Не пропала стрела понапрасну. Здесь Ата вредит людям и — «слава Зевсу»…
То же самое надо сказать о Мойрах и Эринниях. В одних случаях они не причастны к богам и их планам,
350–351: Совершенно мы чужды бессмертных богов: Из бессмертных богов ни один Не бывает участником наших пиров. 367: Зевес нас общенья лишил своего В других случаях Зевс сам посылает Эринний,
699–716: И Алиону на свадьбу — Горе прямое наслал. Гнев, о конце промыслитель, Мщенье такое воздал За поруганье трапезы И пред одним очагом Там пребывавшего Зевса» Хоть уж и долго потом, Покарал тех, кто праздновал свадьбу, Кто тогда «Гименей» громко пел молодым, В пору было тогда распевать его сватам… Он забыт, и с напевом иным Песню слез старый город Приама стенает И Парида: <0 горе, жених». Так клянет, да и прежде оплакивал вдоволь Кровь несчастную граждан своих. Или
55–59: Но из вышних один — Аполлон, или Пан, Или Зевс, — на их крик, на пронзительный стон, Вещим птицам тем вняв, верным слугам своим, Хоть и долго спустя, Он Эряниию шлет на преступных.
