полный кофейник.

План созрел моментально. Незаметно для кухарки Лешка сдвинула кофейник на самый край стола и выглянула в коридор. Василий Трофимович уже выходил во двор.

И тогда, заглянув под стол, Лешка завопила так, будто ее режут:

— Аа-аа-а!

— Кто там? — воскликнула Татьяна. — Кто? — Но сама и не подумала сдвинуться с места.

На это Лешка и рассчитывала, но на всякий случай повторила свой ор.

— Там… Там… Аа-а-а!

И достигла своей цели. Встревоженный садовник вернулся назад и влетел на кухню.

— Чего ты орешь? Что случилось?

— Там!.. — тыча рукой под стол, продолжала вопить Лешка. — Там кто-то сидит! Черный, страшный.

И поскольку обладала богатым воображением, то легко представила себе, что под столом действительно сидит мрачное, черное, с красными глазами отвратительное существо — само воплощение зла, и со всей возможной убедительностью добавила:

— Оборотень.

Хмыкнув, Василий Трофимович нерешительно нагнулся, еще миг — и темно-коричневая жидкость залила его спину. Стеклянный кофейник с глухим стуком ударился об пол и разлетелся на мелкие осколки.

Лешка стало жалко дорогую вещь, но истина требовала жертв.

— Ты что, обалдела? Никого там нет! — еще громче, чем она, заорал садовник, стряхивая с лысины кофейную гущу.

— Я… Я испугалась. Простите, пожалуйста, — залепетала Лешка. — Вы снимите рубашку, я ее замою. Прямо тут, прямо сейчас, не волнуйтесь только, следов не должно остаться.

— Замоешь, как же! Ее стирать теперь надо, а я спешу.

Тем не менее мокрую одежду он с себя снял и сунул шею под кран, выставив на Лешкино с Татьяной обозрение голую спину без единой царапины.

Лешка схватила с крючка кухонное полотенце.

— Вот, вытритесь, — а сама замерла в ожидании, когда Василий Трофимович распрямится, чтобы посмотреть на него еще и спереди.

Но на груди садовника, равно как и на плечах, не было ни одной Аечкиной метки.

— Простите, пожалуйста, — совершенно искренне сказала Лешка.

Садовник только рукой махнул. Привлеченная криками, на кухню вбежала Тамара Петровна и грозно вопросила:

— Татьяна, опять ты шум подняла?

— А вот и нет. Не одной мне оборотни мерещатся, — в голосе кухарки слышалось явное злорадство.

— Извините, я нечаянно. Я… Я сейчас соберу. — Лешка бросилась в кладовку за веником и шваброй, а когда вернулась, Василий Трофимович уже ушел.

Лешка подняла на Тамару Петровну виноватые глаза, нагнулась к осколкам кофейника и разлитому кофе и забормотала:

— Я сейчас, быстренько, сейчас, я все объясню.

— Не расстраивайся, пойдем ко мне, Татьяна сама все уберет, — с неожиданной теплотой сказала экономка и, обняв девочку за плечи, вывела ее назад в коридор.

— Паспорт Николая Ивановича нашелся. Вот он. — Не зная, что и сказать в свое оправдание, Лешка полезла в задний карман шортов и протянула документ Тамаре Петровне.

Женщина взяла у нее бордовую книжечку.

— И где ж он был? Я его всюду искала.

— Василий Трофимович на полу нашел в столовой, под подоконником. Макс говорил, что там его и оставлял.

— Макс-то? Он скажет. Ну что ж, нашелся и ладно, пусть пока у меня полежит. — Тамара Петровна раскрыла видавший виды паспорт, вгляделась в фотографию Николая Ивановича и подумала вслух: — Не то ему еще раз поверить? Обещал мне больше не пить. А такой человек в доме нужен, за орошением следить некому, Василий Трофимович в технике ничего не смыслит, а этот все умеет. Да только хозяев беспокоить не хочется, не о том у них сейчас голова болит. Я даже не звоню им, боюсь спрашивать, что там да как.

— А разве Гарик не сказал вам, что Яночке не требуется операция?

— Да что ты говоришь? — Тамара Петровна оперлась рукой о стену и прикрыла глаза. — О-ох! Ну надо же, даже голова от радости закружилась. Гарик, негодник, никогда ему не прощу! Почему ко мне сразу не прибежал? Знает ведь прекрасно, что у меня после их отъезда каждый день сердце заходится.

Лешка взяла ее под руку.

— Ему мама недавно звонила, он сразу же вас позвал, но вы куда-то отходили, а он сразу на что-то отвлекся. И еще она ему сказала, что у Яночки со временем болезнь может совсем пройти. Так бывает.

— Ну, слава богу. Я ведь четырнадцать лет с ними, с рождения Гарика, у них еще и денег-то особых не было, и радость, и горе вместе делили, и до сих пор все беды общие. Погоди, идем ко мне, я тебе сейчас все покажу.

Продолжая говорить, Тамара Петровна увлекла девочку в свою комнату, усадила на диван, вручила фотоальбом с ромашкой на глянцевой обложке и сама села рядом, рассчитывая на продолжительное общение. И хотя Лешке не терпелось поскорее сбежать, чтобы рассказать ребятам о найденной в вольере важной улике, ничего не оставалось делать, как сидеть и листать пластиковые страницы. То была самая обычная семейная летопись: таких альбомов Лешка за последнее время насмотрелась достаточно.

Вот Гарик и Яночка в младенчестве: отличить одного голопузика от другого можно только по датам на снимках, а вот уже шестилетний малыш прижимает к себе сестренку в розовых ползунках. А вот здесь Гарик на английской лужайке, еще на одной страничке Яночка у водопада, совсем недавний снимок, значит, она и сейчас такая: с пухлыми губками и неожиданно серьезным взглядом больших карих глаз. Далее следовали их отец с матерью, сама Тамара Петровна с Яночкой и Гариком на коленях. По всей видимости, своей семьи у этой женщины не было, и всю себя она отдавала чужим детям.

Из вежливости Лешка досмотрела альбом до самого конца. А на последней странице она наткнулась на фотографию подростка примерно своих лет в высокой черной шляпе и такого же цвета крылатой накидке. Рядом с ним, задорно улыбаясь, стояла девочка в черно-белом платье и задранной кверху шапочке с длинным и острым козырьком. У мальчика такая шапочка была в руке. Девочка Лешке была незнакома, а вот подросток…

— Кто это? — удивилась она. Тамара Петровна взяла у нее альбом.

— Это-то? Разве не узнаешь? Это Дениска, когда еще в школе учился. Он тогда в театральной студии занимался, в спектаклях разных играл. Я думала, после школы в артисты пойдет, он и сейчас на кого хочешь пародию покажет, хоть на женщину, хоть на мужчину.

А у Лешки почему-то в памяти всплыла известная скороговорка: «Карл у Клары украл кораллы». С чего бы это? Кого мог играть Денис в таком костюме? А не ворона ли в «Снежной королеве», любимом Лешкином спектакле? Еще в первом классе она ходила на него несколько раз: и с мамой, и со своим классом, и еще с Ромкиным. А потом сама, по складам, читала сказку Андерсена: там у лесного ворона была невеста — ручная ворона, состоящая при дворе принца и принцессы. А в спектакле эту парочку, кажется, так и звали: Карл и Клара. Карл — ворон в черном костюме — черный человек. Оборотень. Так вот кто этот черный человек! Денис! Что ж, ничего удивительного, этого и следовало ожидать. Все сходится, и костюм маскарадный, и забытый окурок на подоконнике. А в ее комнате он, скорее всего, искал ключи от вольера, чтобы туда войти и на всякий случай уничтожить важные улики. Откуда ему было знать, что она со своими ключами не расстается? И обезьянку ее коричневую он в угол швырнул, конечно же, от злости, потому что она похожа на руконожку. Интересно, он новый костюм сшил для осуществления своих мерзких замыслов или воспользовался старым, школьным? И что же она здесь сидит? Надо скорее бежать!

Лешка закрыла альбом, положила его на диван и встала, побледнев так сильно, что Тамара Петровна