развитие феодализма в России. Проблемы идеологии и культуры (Проблемы отечественной и всеобщей истории. Вып. 10). Л., С. 42-47.

Шахматов А. А. Указ. соч. С. 114-117, 129.

Гиляров Ф. Предания русской начальной летописи. М., 1878. С. 283; Серебрянский Я. И. Древнерусские княжеские жития // Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете. 1915 г. М., 1915. Кн. 3. С. 36-37, 6-13; Татищев В. Я. История Российская. Т. 1. М.; Л., 1962. С. 106.

Бартольд В. В. Сочинения. Т. 2. Ч. 1. М., 1963. С. 805-809.

См.: Мошин В. Русь и Хазария при Святославе // Сборник статей по археологии и византиноведению, издаваемый институтом им. Н. П. Кондакова. Т. 6. Прага, 1933. С. 206-207; Мавродин В. В. Образование древнерусского государства. Л, 1945. С. 259; Рыбаков Б. А. Обзор общих явлений русской истории IX - середины XIII в. // ВИ. 1962. № 4. С. 39; Каргалов В. В., Сахаров А. Я. Указ. соч. С. 60; Толочко Я. Я. Древняя Русь. Очерки социально-политической истории. Киев, 1987. С. 44; Хачатуров Г. Л. Мирные договоры Руси с Византией. М., 1988. С. 37; Новосельцев А. Я. Принятие христианства древнерусским государством как закономерное явление эпохи // ИСССР. 1988. № 4. С. 107; он же. Хазарское государство и его роль в истории восточной Европы и Кавказа. М., 1990. С. 220.

О различии 'течений', 'партий' и противоречии 'стремлений' матери и сына писали 'немарксисты' (Аничков Е. В. Язычество и Древняя Русь. СПб., 1914. С. XXXII; Пресняков А. Е. Княжое право в древней Руси. Лекции по русской истории. Киевская Русь. М., 1993. С. 324). В советской историографии модными стали рассуждения о том, что Ольга и Святослав воплощают в себе, соответственно, 'феодальный' и 'патриархально-рабовладельческий' (или 'военно-рабовладельческий') уклады (Юшков С. В. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М.; Л., 1939. С. 30-31; он же. Общественно-политический строй и право Киевского государства. М., 1949. С. 77-78; он же. К вопросу о политических формах русского феодального государства до XIX в. // ВИ. 1950. № 1. С. 75-76; Толстов С. П. По следам древнехорезмийской цивилизации. М.; Л., 1948. С. 259-260; Левченко М. В. Указ. соч. С. 236-237; Рамм Б. Я. Указ. соч. С. 36). В период перестройки 'уклады' выходят из моды, но проблема остается. Например, А. Г. Кузьмин пишет о 'двух функциях государства', 'двух типах психологии', 'двух тенденциях эпохи становления государства' и добавляет: 'На отношениях матери с сыном отражались столкновения этих тенденций. Но только этим угрозу полного разрыва не объяснить. Ведь за тенденциями просматривается и своеобразное разделение труда' (Кузьмин А. Г. Падение Перуна... С. 4-5).

См., напр.: Пархоменко В. А. Начало христианства... С. 139.

Пашуто В. Т. Древняя Русь конца IX - начала XII в. // Всемирная история. Т. 3. М., 1957. С. 250; Брайчевский М. Ю. Утверждение христианства на Руси. Киев, 1989. С. 116; Королев А. С. История междукняжеских отношений на Руси в 40-70-е гг. X в. М., 2000. С. 197; Пчелов Е. В. Генеалогия древнерусских князей IX - начала XI в. М., 2001. С. 141. Что касается статуса Святослава во время балканской войны, то Лев Диакон называет его 'катархонтом' русов (Лев Диакон. Указ. соч. С. 44, 55). Известно, что официальным титулом киевского князя в Византии являлся 'архонт Росии'. Так Константин Багрянородный называет в своих сочинениях Игоря, а позже Ольгу (Константин Багрянородный. Указ. соч. С. 45,51). Значение же термина 'катархонт', используемого Львом Диаконом, весьма расплывчато. Так он называет и византийцев, и иноземцев, и военных, и гражданских. В данном случае этот титул означает военного предводителя, но никак не киевского князя, 'архонта' (Лев Диакон. Указ. соч. С. 188, коммент. 5).

В. В. Каргалов даже считает, что подобная практика 'разделения власти' сложилась задолго до походов Святослава. Уже 'князь Игорь и княгиня Ольга олицетворяли собой два различных общественных начала - родовое и феодальное, два образа жизни, два миропонимания. Игорю были близки отчаянная смелость и бесшабашность предводителя конной дружины, Ольге - решительное упорство и расчетливость хозяина-вотчинника'. Продолжалось это и позже, при Святославе: 'Он будет, подобно своему отцу, князем-воином, освобожденным от обременительной и серой повседневности стараниями матери-княгини. Недаром Святослав запомнился современникам и потомкам ярким всплеском древней отваги и диковатой самобытности, отходившей уже в десятом столетии в прошлое. Но направляемая твердой рукой княгини Ольги, эта отвага решала не узкоплеменные, а государственные задачи, по сути своей, перерастая ставшие архаичными формы дружинного быта, дружинного побратимства и подчеркнутого единения князя с воями своими' (Каргалов В Сахаров А. Указ. соч. С. 25). При этом автор, не замечая вокруг Игоря, Ольги и Святослава князей-союзников, считает Ольгу всего лишь женой и матерью последовательно правящих князей, - ее мужа и сына, - не игравшей без них самостоятельной роли. Отсюда и невнятное объяснение того, как эта практика 'разделения власти' сложилась: '...Немного времени прошло, и Ольга крепко прибрала к рукам киевскую землю, уже привыкла смотреть на нее как на свой большой двор, требующий хозяйского глаза... Князь Игорь замечал, что люди все реже обращаются к нему с повседневными делами, и воспринял это как должное. ...Постепенно он привык отсылать к Ольге докучливых просителей и