Ты знаешь сам — таков от века Закон, нам данный навсегда: От человека к человеку — Дорога боли и стыда. За проблеск теплоты минутной — Цена невидимых утрат. И непреодолимо трудно Сказать простое слово: брат. И если для тебя дороже Твой невзволнованный покой, Не отзывайся на тревожный И жадный зов души другой. Очнись от жалости невольной, Останови последний шаг: Почти всегда бывает больно, Когда раскроется душа. 21 — VIII — 1936 Из сборника «Окна на север» (Париж, 1939)
— Чтобы завтра небо сияло Незапятнанной синевой, Чтоб с утра не казаться усталой Измученной и больной. Чтобы встретить добрые лица Вместо сдержанных и сухих. Чтоб в газете на третьей странице Увидеть свои стихи. Чтоб никто ни на что не дулся, Чтобы стало смешно хандрить. Чтобы в ровном и чётком пульсе Билась дикая воля: жить! Чтоб суметь рассмеяться звонко Над тоской предыдущих дней. Чтобы выпуклый лобик ребенка Стал хоть чуточку розовей. Чтобы стало легко и приятно Мыть тарелки и чистить ножи… Словом — всё, что невероятно, Что совсем не похоже на жизнь. 15 — I — 1930 Вдруг стало ясно: жизнь полна Непоправимою угрозой, Что у меня судьба одна С моей Иерихонской розой. Вот с той, что столько долгих дней Стоит в воде, не расцветая, В унылой комнате моей, — Безжизненная, неживая. Будильник, пудра, пузырьки, Игрушки — рядом на камине. Её корявые ростки Окутывает сумрак синий. И я — над страшным и сухим Неумирающим растеньем — Слагаю мёртвые стихи О небытье, о нецветенье. И из сплетенья длинных строк,
