крольчатины. Звероколхоз «Ленинградский», производитель – ЗАО «Группировка Ленинград»… Как?!
С минуту Заметалин молчал, оглушенный. Он медленно выцедил коньяк, откинулся на спинку стула и непонятливо уставился на мороженую крольчатину.
– Неужели… они? – пробормотал бывший лагерный офицер.
Название фирмы-изготовителя вкупе с красноречивой этикеткой мгновенно воскресило в его памяти полузабытую картину: разгромленная бухаловка «Кроликовод», бездуховные саяно-шушенские, посланные за Батей, и страшный Данила Черняев с огромным бильярдным кием наперевес…
– Где взял? – поинтересовался Заметалин, медленно приходя в себя.
– Где все берут. И я, и Казбек с Эльбрусом, и маленький Магомедик. На оптовый база в Купчино. Там у них консервный завод, какие-то чурки кроликов консервируют, – сообщил Ахмед, немало удивленный состоянием компаньона.
– А кто там еще, кроме чурок? – поспешно перебил Гамадрил.
– Руководитель там пожилой мужчина, аксакал. Руки у него такие синие-синие, как баклажан, да? Его там все очень уважают, называют «отец родной»…
– Может, Батя? – с напряжением в голосе уточнил Заметалин.
– Или батька, – вздохнул Ахмед, и на его узком лбу обозначилась сиротливая морщинка. – Не помню. А помогают ему четыре молодые мужчины… Банда четырех, да?
Сомнений быть не могло…
Спустя несколько минут Заметалин лихорадочно набирал телефонный номер головного офиса саяно-шушенских, без труда обнаруженный в Интернете на рекламном сайте группировки. Сбросив информацию на автоответчик, он с чувством исполненного долга уселся напротив Ахмеда. Достал еще одну рюмку, разлил коньяк и продолжил душевно:
– Считай, что той банды четырех уже нет в живых. Ну что, уважаемый Ахмед… Я хочу выпить с тобой за расцвет нашего бизнеса. А также – за смерть всех этих батек, которые мешают нам жить!..
Чоканье, как и положено в подобных случаях, не производилось.
15
– …Если мы их сегодня не приземлим, я вас всех закопаю! – сдавленно молвил Аркаша, зыркая на Шанкра сквозь плексигласовое забрало авиационного шлема.
Небольшой вертолетик медленно плыл над старинными крышами Санкт-Петербурга. Негромко рокотал двигатель, рыжее апрельское солнце дробилось во вращающихся лопастях. Пилот уверенно ворочал штурвалом, то и дело посматривая в штурманскую планшетку.
– А приземлять «Группировку Ленинград» надо конкретно. Совсем оборзели. Даю наводки, – чуть подобревшим голосом продолжил саяно-шушенский авторитет, разворачивая на коленях карту города. – Они тут, оказывается, нехилую капусту косят. Тема у них – Ленобщепит: кабаки, пивняки, тошниловки и бухаловки. Информацию мне вчера на автоответчик скинули. Наверное, конкуренты по бизнесу. Проверил – сошлось. Уже по своим накидкам я прокачал, что они городской зоосад собираются крышевать. У них сейчас «терка» с директором. В зоосаде мы их и приземлим!
– Интересно, а кого это в зоосаде можно крышевать? – непонятливо завертел головой Шанкр.
– Кого, кого… Волчин позорных!
Вертолет уже рокотал над серыми гранитами набережной. Винты уверенно врубались в глубокую невскую синеву. Пилот включил наружный обдув носового блистера и скосил глаза вниз. По мосту лейтенанта Шмидта медленно продвигалась внушительная колонна породистых джипов и лимузинов.
– Вроде наши! – узнавающе оценил Шанкр. – Ты что – всех пацанов собрал?
– Естественно… – лидер саяно-шушенских достал красный фломастер и, хищно занеся его над картой, молвил в микрофон: – Первая бригада – как связь? Слушай задачу. Вы должны блокировать все входы-выходы и въезды-выезды, а также оцепить территорию зоосада по периметру, чтобы ни одна падла не ушла. Это квадраты Е-4, Е-5 и D-5. Вторая бригада – слышите меня? Прием. Ваша задача незаметно рассредоточиться по всему зверинцу. Квадраты Е-6, Е-7, D-6 и D-7. Усвоили? Третья бригада. Да, я. Вы остаетесь на подстраховке, в резерве. Рисую конкретную задачу: всех в пределах видимости – шмалять в капусту. Батю брать только живым. Он мне как консультант нужен…
Фломастер в руках Аркаши испещрял карту стремительными алыми стрелами. В этот момент он очень походил на фельдмаршала фон Лееба, замыкающего Ленинград в смертельные клещи блокады.
– А если какие-нибудь посторонние? – резонно возразил Шанкр. – Ну, типа школьников или академиков… Их тоже того… в капусту?
Аркаша полоснул Шанкра таким жутким взглядом, от которого тому захотелось немедленно сократиться в инфузорию.
– Я же сказал: всех – в ка-пу-сту! – ощерился он и, кивнув на казенник курсового пулемета, добавил глумливо: – Сюда садись… Гуманист!
– Через минуту – зоосад! – объявил пилот.
Под прозрачным носовым блистером уже плыли нежные изумрудные кроны, низкие крыши и решетчатые вольеры, выглядевшие с воздуха совершенно игрушечными. У главного входа стояло несколько джипов, и их боевые экипажи споро рассредоточивались вдоль ограды.
– Лучший вид на этот город – если сесть в бомбардировщик! – неожиданно высказался Шанкр.
– На хрена нам наш Бандитский Петербург бомбить? Мы же с него долю имеем! – слегка удивился Аркаша.
– Да нет, это просто стих такой есть! – последовало опровержение. – Мне его один мужик рассказал, сосед по подъезду. Прикинь, мужик этот еще в семидесятые любил по пьяному делу с крыши на всех поссать. Так его за это каждый раз менты по хулиганке закрывали. На «хате» познакомился он с одним поэтом, типа Есенина. Тот по тунеядке сидел. Душевные такие стихи писал… Про бомбардировщик, а еще вот это: «Входит мусор с криком «Хватит!», прокурор слезу квадратит…» Так этот чудак через год по израильской визе в Штаты свалил, а потом выяснилось, что в Швеции ему какую-то премию в «лимон» баксов отсыпали!
– Про мусоров за такое бабло я еще круче сочиню! – хмыкнул Аркаша. – А че за поэт такой?
– Вот не помню, как его фамилия… Троцкий, кажется.
– А «лимоном» баксов твой Троцкий хоть с кем-нибудь поделился?
– Не в курсах. Это ведь давно было. Пробухал, наверное. Или на блядей спустил. Или на кокаин. А как еще можно столько бабла потратить?
– Да гонишь ты все! – презрительно оценил Аркаша. – Ха, за какие-то стишки – да целый «лимон» баксов! Столько даже лабухи с «Русского шансона» не зарабатывают!
Пилот уверенно отжал штурвал, и вертолет с натужным воем взмыл над кронами зоосада; перед наездом на «Группировку Ленинград» следовало провести тщательную рекогносцировку на местности. Ведь в Бандитском Петербурге еще оставалось несколько людей, встреча с которыми была для саяно-шушенских нежелательной.
Кроме всемогущего и загадочного лыжника, рассекающего по городу на черном «Гелендвагене», Аркаше совершенно не хотелось пересекаться с конкурирующей группировкой Шуры Долгопрудного. Этот удачливый беспредельщик, вдохновляемый харизматичным вором с красноречивым погонялом Экспонат, по-прежнему процветал. Авторитет Экспоната был непререкаем, слово его имело силу закона. И слово это, как небезосновательно предполагал Аркаша, никогда бы не прозвучало в его пользу.
Саяно-шушенский авторитет извлек из футляра бинокль и, протерев оптику, навел его вниз. Ничего подозрительного в зоосаде не наблюдалось. Правда, у вольер со страусами толпилось с десяток юношей, скорее всего, экскурсия любознательных студентов-биологов. Однако молодые ученые вряд ли могли иметь какое-то отношение к группировке Шуры Долгопрудного…
