Вот уже несколько дней в коммуналке на Лиговке царили уныние и безысходность. Макаренко перестал ходить на работу, отвечать на телефонные звонки, бриться, умываться, чистить зубы и даже наблюдать в стереотрубу за девушками периода полового дозревания. Целыми днями он безвольно лежал в кресле-качалке, видом и консистенцией напоминая семгу под майонезом.

– Опоздал, милейший! – трагическим полушепотом повторял он самому себе.

Несколько раз заказанный пытался было наладить отношения с заказчицей, но – тщетно.

– Караул, насилуют! – вопила общественница из-за железной двери своей комнаты, закрытой на восемь засовов. – Ну давай, подлый извращенец, ударь пожилую женщину, героиню труда!

Так что незадачливому прокурору оставалось лишь вспоминать былые заслуги, подводить жизненные итоги да еще – пить водку.

За этим занятием и застал его Заметалин.

– А почему вы не можете заявить на заказчицу и киллершу в правоохранительные органы? В конце- то концов, вы и сами прокурор по надзору! – на голубом глазу воззвал к законности коварный гость.

– Ничего ты не понимашь, – понуро вздохнул Макаренко, разглаживая ладонью лацканы прокурорского кителя. – Тут сверху донизу – взаимовыгодное сотрудничество. Ты хоть знаешь, от кого я ее визитку получил?

– От кого?

Склонившись к уху гостя, прокурор произнес фамилию.

– Мда, – только и смог оценить Гамадрил.

Конечно же, бывший лагерный офицер представлял уровень коррумпированности Северной столицы. Однако такого не ожидал даже он.

Зловещая тень от настольной лампы накрывала половину лица прокурора, словно лезвие гигантской косы. Водка заманчиво мерцала в недопитой бутылке. Влив в себя ударную дозу допинга, Макаренко неожиданно прослезился и включил прочувственный монолог в жанре последнего слова.

– Моя жизнь не сложилась, – оплакивал он себя. – Хотя я, по мере сил, и стоял на страже законности и порядка, недруги и завистники не позволили мне реализовать главную надзорную программу…

– Во многих прокурорских работниках погибли настоящие философы и интеллектуалы, – с едва различимой иронией оценил Заметалин.

– Есть такая профессия – за законностью надзирать, – жалостливо всхлипнул собеседник, присасываясь к бутылке. – Эх, вы, черти драповые, вы же сами не знаете, какое великое дело я делал!

Спустя несколько минут вконец опьяневший Макаренко окончательно воспарил к духовным высотам, устремляясь все выше и выше. Подъем измерялся в пол-литрах, каковые Заметалин исправно доставал из принесенной с собой сумки.

– Ну все, хватит, хватит! – Гамадрил с едва скрываемым раздражением прервал плач прокурора. Скусив латунную пробку с очередной поллитровки, он взглянул на часы и поспешно поднялся. – Может, все еще и обойдется. Выпейте вот. Что человеку в жизни главное? Чтобы не холодно было, не голодно и весело. А что для этого надо? Правильно, пузырь водяры! А я сейчас за сигаретами сбегаю…

– А мне тут что одному делать?

– За девками понаблюдайте. Это же ваш священный долг!

– И то правда, – понуро согласился прокурор. – Может, последний раз в жизни!..

Когда за гостем захлопнулась входная дверь, Макаренко на ватных ногах подошел к окну и нехотя отдернул штору.

Едва взглянув на фасад противоположного дома, он тут же окаменел в позе кролика, загипнотизированного удавом… Прокурорский язык присох к гортани, дыхание участилось, дряблое веко на правом глазу мелко завибрировало.

В высоком стрельчатом окне лестничной клетки стояла незнакомая ему мулатка – высокая, сексапильная и стройная. Несомненно, это была убежденная эксгибиционистка: едва заметив наблюдателя, девушка тут же послала ему обаятельную эротичную улыбку, расстегнула кофточку и вывалила наружу груди – огромные и тугие, как баскетбольные мячи. Неожиданно из-за зимних облаков блеснуло заходящее солнце, и лучи его закруглились на шоколадных полушариях с твердыми изюминками сосков.

У пожилого прокурора произошла эрекция – впервые за последние двадцать четыре года. Он даже позабыл о любимой стереотрубе.

Тем временем мулатка разделась по пояс, изящно подняла руку и повернулась вокруг своей вертикальной оси, давая наблюдателю возможность убедиться в совершенстве собственного сложения.

Макаренко окончательно впал в экстаз. Казалось, еще чуть-чуть – и старинный подоконник рухнет на головы прогуливающихся по Лиговке петербуржцев и гостей города.

Прокурор по надзору совершенно не подозревал подставы. Глаза таинственной эксгибиционистки смотрели доверчиво и неопасно. Груди ее упруго покачивались, как перезревшие плоды авокадо, и плоды эти выглядели безупречно: наблюдатель пожирал их выпученными глазами по отдельности и в совокупности. Завороженный этим редкостным для северных широт зрелищем, Макаренко совершенно не обратил внимания на длинную черную трость с аккуратным утолщением в конце, невесть откуда появившуюся из-за спины мулатки. И лишь когда за спиной чернокожей девушки забликовал оптический прицел, подсматривающий понял все…

Но было уже поздно.

Выстрел, и без того смазанный глушителем, растворился в шуме многолюдного Лиговского проспекта. Остроконечная пуля со стальным сердечником пробила в оконном стекле небольшую ровную дырочку и вошла точно под прокурорский кадык. Макаренко покачнулся, но вторая пуля, снайперски засаженная в его приоткрытый рот, отбросила жертву на пол и вышибла ползатылка…

…Накинув на обнаженный торс роскошную песцовую шубу, Исабель обернулась к киллерше.

– Вива революция! – белозубо улыбнулась она.

– Что вива, то вива! – последовало согласное.

– Хватило бы и одного выстрела, – продолжила мулатка с легкой укоризной. – Мы не так богаты, чтобы сорить патронами!

– Заказчица просила контрольный, – поджала губы Мать и, достав перочинный ножик, сделала на прикладе «Зиг-Зауэра» очередную зарубку. – Тем более что клиент юбилейный, пятидесятый…

– Да баловство все это, – легкомысленно заметила латиноамериканка, опуская оружие в огромную сумку с эмблемой «Ленфильма». – Когда мой отец воевал с империалистами, никто ни про какие контрольные выстрелы и не слышал. Бац между глаз – и готово!

– Запомни, Белла, раз и навсегда! – строго перебила Мать, осторожно спускаясь по истертым каменным ступенькам. – Заказчик всегда прав. Это у вас, в Гондурасе, империалистов да глобалистов постреливают ради собственного удовольствия. Мы же с тобой честно зарабатываем на хлеб. А в сфере обслуживания требования клиента – закон для исполнителя!

У черного входа женщин поджидал «Студебеккер». Усевшись в кабину, Мать кивнула Даниле, нетерпеливо ерзавшему за рулем.

– Поехали!