чтобы я оставил ее в покое и возвращался к своей бабе. Таким скверным я не представлял себе этот спор. При этом я заметил, что у нее была новая прическа, которой ей очень шла.
Чтобы выиграть время, я пошел в ванную комнату, вымыл руки и почистил зубы. Хотя бы что-то приятное, я установил с мрачным удовлетворением, что и эта цивилизация тоже давала очень многое. Стиральная машина, холодильник, горячая вода одним поворотом крана, вдобавок душистое мыло и соль для ванной… Раньше я не замечал этого, привычка делает все самим собой разумеющимся. Если бы с Йоханной все утряслось, я принял бы горячую ванну. Я прополоскал рот, проиграно вращал кран, в мыслях был все еще немного на шестой луне. Такой ванной комнаты там не доставало. Принимали ли ванну эти двое хотя бы один раз в две с половиной тысячи лет? На Земле отец Ауль наверняка был окружен подобной роскошью. Раб, «instrumentum vocale», как называли его римляне, инструмент с голосом, установка, которая делала возможным благополучие старику и его касте…
Рядом со мной хлопнула дверь. Шаги Йоханны оторвали меня от моих наблюдений. Я должен был объясниться, ломал себе голову, напрасно искал выход из положения. Я вернулся в комнату и заметил меланхолично: «Жаль, я хотел поднять с тобой тост за Новый Год, но это для тебе больше не важно, пожалуй…' Само это заявление не соответствовало истине, потому что концентрат все еще действовал. Я ничего не мог пить, мне стало бы плохо. Она вдруг сказала сдержанно: «Ты должен признать, что наша совместная жизнь после этого случая больше не может быть браком. Поэтому я за то, чтобы мы развелись».
— Это же полный вздор! — вырвалось у меня, но сразу же я подумал: Не было ли это лучшим решением? Тогда бы не было больше никаких трудностей. Хотя Ме и дал мне неделю на размышление, но рано или поздно должен был сообщить Йоханне о своем решении. Возможно, использовать ее нервное состояние было верным вариантом. Ее понятное, если даже не смешное подозрение при таких обстоятельствах могло бы избавить меня от болезненного прощания. Но я принимал предстоящий разрыв к сердцу ближе, чем хотел себе признаться. С другой стороны, шанс, который представлялся мне, таким уникальным, что пожалуй, было бы неразумно отклонить предложение Ме.
Несмотря на то, что негодование Йоханны, как и ее поразительное предложение были мне на руку, я не торопился, использовать ее заблуждение для моих планов. Напротив, мне было больно от того, насколько опрометчиво она говорила о разводе — словно она только и ждала повода. Я заставил себя говорить очень спокойно, и ответил: «Ханни, сейчас ты взволнована, я это понимаю. Но зачем сразу рубить сгоряча? Разве мы всегда не ладили с тобой? Давай поговорим обо всем спокойно…»
— О чем?
Да, о чем — об этом я уже спрашивал себя все время.
— Я попал в одну историю, — запинаясь бормотал я, — всё очень сложно и трудно объяснить….
— Я и не жду никаких объяснений, — холодно возразила она, — я лишь только хочу положить конец этому недостойному положению.
Недостойное положение — что я такого натворил? Я мог понять, что это было больно, обманываться или верить, но почему она вдруг столь импульсивно настаивала на разводe? Такой Йоханну я не помнил. У меня появилось предположение, подозрение, которое давало этому нерадостному заявлению новое толкование. Для Йоханны я считался пропавшим без вести, считай мертвец. Не могла ли она познакомиться за этот промежуток времени с другим мужчиной? Не поэтому ли она так второпях настаивала на разводе? Подозрение на мгновение заставило меня забыть свою собственную тупиковую ситуацию. Ожесточенно я сказал: «Итак, ты хочешь быть свободной. Хорошо, ты будешь, не нужно никакого развода. Через семь дней я вернусь туда, откуда пришел, скажи это своему поклоннику…»
Я ждал реакции, но она молчала.
— Или ты будешь утверждать, что за этим не стоит никакой мужчина?
— Не выставляй себя на посмешище, — сказала она и пошла в другую комнату. Я последовал за ней.
— Ты еще ни разу не задала мне ни единого вопроса о моем отсутствии. Тебя это даже не интересует, напротив, ты бы даже расстроилась, если бы твое предположение не подтвердилось, мое внезапное возвращение тебе не на руку.
Йоханна посмотрела на меня, ответила мягко, но деловито:
— Ты сошел с ума. — и немного позже: «Хорошо, ответь мне на вопрос: Где ты был?»
Я ходил из стороны в сторону, ломал голову и знал, что у меня оставался еще один путь. Она села на диван и закурила. Я сел в кресле напротив нее. «Ханни, слушай меня внимательно и не суди прежде, чем я расскажу до конца. Ты знаешь, что в прошлом году был в Маник Майя, чтобы сделать эскиз плаката для выставки. Однажды вечером что-то совершило посадку на поле. Это была разновидность космического корабля, транспорт…»
Я вглядывался в ее лицо, опасался иронии либо отказ, но игра ее мимики не выдавала ничего подобного. Так я описал ей, не вдаваясь в детали, мою встречу с роботами, взлет с Вальди, рассказал о Ме, Ауль, ее отце и Фритцхене. И о своем возвращении я тоже рассказал, что еще несколько часов назад припарковались в южноамериканском тропическом лесу, и о договоренности покинуть Землю навсегда через семь дней. Она, как я думал, слушала внимательно, ни единого раза не прервала меня. Я тешил себя надеждой, сказал: «Конечно, то, что, в чем я доверился тебе, звучит нелепо. Люди склонны находить странным необычное, которое не сочетается с нашим опытом. Но не правда ли, такую историю нельзя же высосать из пальца? Ханни, ты же веришь мне?»
— Конечно, — сказала она. — Это же так просто. Ты пропадаешь на полгода, и на вопрос, где ты был, получаю в ответ: на Юпитере. Почему вообще не на Сатурне или Марсе? Твоя жена необразованная, ей ты можешь все втолковать. О-да, я верю каждому твоему слову. У кишмя кишат летающие тарелки — это хотя бы что-то новое…
Ее язвительная ирония заставила меня забыть мои намерения и обещания. Я не хотел представать перед ней лжецом. Взволнованный, я встал. «Я докажу тебе, что я не солгал. Ты станешь свидетелем разговора, который кроме меня не вел ни один человек и никогда не будет вести. Я установлю связь с шестым спутником Юпитера. Правда, ответ придет только через час и двадцать минут, это зависит от расстояния. Пожалуйста, подожди секундочку…»
Я пошел в коридор, где я положил пиджак. Леденящий ужас охватил меня, когда я запустил руку в карман. Он был пуст.
Я почувствовал, как забилась артерия на шее, обшарил все, на чем были карманы, обыскал коридор и комнаты, напрасно. Передатчика там больше не было. Растерянно, я реконструировал свой путь. Мне вспомнился водитель автобуса, пьяные молодчики, которые так настойчиво сели рядом со мной. Теперь мне стало ясно, почему они так неожиданно вышли. Они предполагали, что у меня транзисторное радио — должно быть, один из них незаметно стащил у меня приемник.
У меня выступил пот на лбу. Ценный прибор в чужих руках! Именно то, что я должен был пообещать Ме, я не сдержал. Моя жена подошла ко мне, изучающе посмотрела на меня. «Тебе нехорошо?»
— Они украли у меня передатчик, — прошептал я, — понимаешь ты, что это значит? Ме дал мне его с собой на полном доверии.
— Я думаю, у тебя жар, — сказала она. — Я вызову врача. Неудивительно, как ты одет.
Она хотела позвонить.
— Оставь это, я не болен! — крикнул я. — Я должен вернуть передатчик. Ауль может подумать, что со мной что-нибудь случилось. Но только что мне делать? Это был последний автобус. Водитель, возможно, знал ребят… Я должен пойти в полицию. Им нужно только разузнать имя водителя автобуса…
Совершенно сбитый с толку, я вынул свое зимнее пальто из шкафа. Йоханна встала передо мной, озабоченно сказала: «Посмотри же на часы, Ганс, сейчас около двух. Тебе нужен доктор. Пожалуйста, не выходи больше на улицу».
Еще полчаса назад ее забота была бы бальзамом, сейчас я больше не слушал ее. Еще на лестнице она расстроено просила меня остаться. Возможно, она пошла бы за мной на улицу, но она не была одета. Несмотря на то, что меня осенила смутная догадка, что ее внезапно проснувшаяся забота могла исходить из совсем других соображений, я не думал об этом в своем сродни паническому настроении. Ведомый страхом, что воры могли где-нибудь по-пьяни сломать бесценный передатчик, я торопился, терзаемый мрачными рассуждениями, в новогоднюю ночь по улицам к ближайшему полицейскому участку.