Возвращайся скорее, мой землянин, я скучаю по тебе. Сейчас я переключаюсь, мой аппарат включен на прием…»
Ее неожиданный ответ, как бы он ни обрадовал меня, поставил меня в неловкое положение. Некоторые пассажиры засмеялись, приняли голос из кармана моих брюк за особенно удавшуюся новогоднюю шутку, в то время как подвыпившие молодчики предположили наличие у меня транзисторного приемника. Они спросили меня о смешном передатчике, хотели послушать музыку. Я едва мог защититься от их назойливости. Один из них подражая голосу Ауль пропищал: «Ах, приди же, мой землянин, мы будем вместе делать снеговика, мой аппарат включен на прием….»
Я глубоко вздохнул, когда они на следующей остановке вышли из автобуса. Как глупо, не подумать о том, что на таком расстоянии невозможно вести настоящую беседу. Я должен был это знать и условиться с Ауль об определенном времени для ответа. Теперь она ждала понапрасну еще несколько часов, потому что помимо автобуса, я мог ответить ей из метро.
Я вышел на вокзале Осткройц, и с противоречивыми чувствами шел по оживленным улицам. У Вальди прошло действие концентрата, он рычал и принюхивался в поисках чего-нибудь съедобного, довольствовался даже снегом. И мне тоже недолго оставалось ждать до тех пор, пока голод не даст о себе знать. Я надеялся на то, что смогу найти в холодильнике шоколадный пудинг.
Фейерверк в городе уже давно закончился, но в некоторых местах в небо взлетали светящиеся снаряды. Никогда раньше я не ходил по улицам в Сильвестер таким трезвым. Я был рад иметь возможность еще раз увидеть все это в последний раз. Во многих окнах еще горел свет, танцевальная музыка раздавалась из домов; город стоял на ушах. Я остановился возле афишной тумбы и в свете уличных фонарей рассмотрел плакаты. «Мира будущего» на нем не было; много шрифта, совсем немного графического изображения, не считая скелета, который предупреждал о вреде курения. Концертная афиша сообщала, что четыре часа назад исполнялась девятая симфония и то, что сегодня в полдень в Мариенкирхе давался концерт органной музыки.
Свалившиеся на меня проблемы не давали мне времени для дальнейшего изучения анонсов и объявлений с знакомствами. Было уже недалеко до моей квартиры. Мои мысли то и дело вращались вокруг одного и того же вопроса: Как я мог представить жене убедительным мое отсутствие? Не оставалось, пожалуй, никакого другого пути, кроме лжи. Я должен был сочинить подружку, девушку, с которой я провел прошедшие месяцы в каком-нибудь захолустье. По правде говоря, это даже не было неправдой, шестая луна заслуживала оценки «захолустье», и подружку я тоже не выдумал. Но было совершенно бессмысленно рассказывать об обстоятельствах достоверно. С другой стороны я должен был подготовить Йоханну к моему повторному и окончательному отлету. Мне было жаль, что должен расстаться с ней с ложью.
В то время как меня непрерывно занимала наша встреча, в поле зрения попала квартира Тео. Еще издалека было видно освещенное окно. Я не намеревался подниматься к нему. Какая ирония — из-за него мне приходилось врать. Будь тогда Тео немного пособранней, он сейчас был бы моим свидетелем.
Вальди не узнавал свой родной дом. Он обнюхал стену дома, оставил на нем свою магическую метку. Я ходил туда-сюда, ждал. Наконец, по лестнице спустились двое мальчишек. Я дал им две марки, мои последние деньги, и попросил их, отнести таксу Тео.
— Она похожа на его прежнюю таксу, — сказал один из мальчишек, — которая у него утонула полгода назад с каким-то мужчиной.
— Он обрадуется, когда получит новую таксу, — сказал я и поторопился покинуть район Тео. Он наверняка будет искать незнакомца, который вернул ему его Вальди.
Значит утонул — можно и так сказать. В сущности, заключение не было удивительным. Поблизости с Маник Майя были рукава Шпрее, которые протекали через многочисленные озера. Таким образом можно было объяснить даже то, что тело все еще не удалось найти.
Чем ближе я подходил к моей квартире, тем медленнее становились мои шаги. После моего последнего марш-броска у меня болели ноги; я не привык к таким растянутым прогулкам. Меня охватило нервозное беспокойство, когда я увидел наш жилой блок. В принципе, Йоханна могла еще не лечь спать. Окна моего рабочего кабинета были темными. Я пошел на другую сторону, куда выходили окно зала и спальни. И там свет не горел. Отсрочка казни, подумал я, она будет с друзьями. Возможно, она даже праздновала Новый год вместе с Тео и Эрхардом… Неприятно было то, что у меня не было ключа от квартиры.
Дверь подъезда была только прикрыта. В некоторых квартирах еще праздновали; смех и музыка развевались по подъезду. В этой новостройке было слышно каждый вздох. Даже у нашей соседки, госпожи Бертрам, одинокой пожилой дамы, были гости.
Нерешительно я какое-то время простоял перед дверью в нашу квартиру, прислушивался. Несмотря на то, что было не было особого смысла звонить, я, по старой привычке, коротко нажал два раза на кнопку звонка. «Динь-динь» раздался по всей квартире, перерос через несколько секунд в неопознанный звук. Пеппи, мой кот, спрыгнул со своей лежанки, шаткого кухонного стула. Я был уверен в том, что сейчас он настороженно сидел перед входной дверью.
Я сел на ступеньку. Рано или поздно Йоханна вернется. Драгоценное время, для того, чтобы подготовиться к нашей встрече…
Должно быть прошло полминуты. У входной двери вдруг послышался легкий щелчок. Затем произошло нечто чудесное. Дверь открылась. Медленно, словно в замедленном темпе, щель увеличилась. Сначала я увидел красные тапочки, затем пестрые цвета халата. В дверях стояла Йоханна.
Это было так неожиданно, что я забыл встать. Я больше ни о чем не мог думать. Ее глаза смотрели с недоверчивым изумлением на помятого и выглядевшего запущенным мужчину, который словно бродяга сидел на корточках на лестнице. Кот воспользовался шансом, пронесся мимо меня и поскакал вниз по лестнице.
Йоханна молча смотрела на меня. Она была не совсем уверена, что это зрелище не было частью ее сна. На площадке погас свет.
XIX
Я встал, включил свет.
— Доброе утро, Ханни, это действительно я, это не сон… Я с трудом заставил себя улыбнуться. — Поздравляю тебя с Новым годом.
Она все еще не произнесла ни слова.
— Я могу войти?
Она пропустила меня. Я хотел обнять и поцеловать ее, но она отклонила голову в сторону, молча ушла в комнату.
— Я тебя понимаю, — пробормотал я, — но все же ты бы могла немного порадоваться…
Я достаточно знал свою жену, читал на ее лице и в поведении в целом, что она думала о моем «воскрешении из мертвых». Я не мог поставить ей это в вину. На протяжении нескольких месяцев она оплакивала попавшего без вести, теперь вдруг он стоял перед ней целый и невредимый. Что могло быть более естественно, чем мучительное осознание, что она одурачена и обманута. Неприятная ситуация с легкостью бы утряслась, если бы это дело касалось только нас двоих. Но мое исчезновение должно было наделать шума, полиция, друзья и подруги знали об этом, а я стоял здесь с единственной отговоркой, которой мог лишь подтвердить ее абсурдное подозрение.
— Ханни, — изворачивался я, — давай поговорим о моем отсутствии как два разумных и взрослых человека? Ты обвиняешь меня, не выслушав.
Не оглядываясь на меня, она сказала: «О чем нам еще говорить? Полгода я думала… Ни звонка, даже ни строчки — а ты говоришь о разуме и взрослости. Ты эгоистичен. Но ты ошибаешься, если думаешь, что я просто приму на веру твое одиночество…'
Теперь она еще и заплакала. Когда я с виноватым видом приблизился к ней, она крикнула мне,
