— Можете спорить сколько угодно, мистер Мэллори. Я же признаю, что проиграла.
— Спорить? Да с вами совершенно невозможно спорить! — воскликнул он. — Давайте лучше пообедаем.
— А здесь есть деревня? — спросила Фелисити.
— Да, очень маленькая. Церковь, несколько домиков и лавочки. Мы туда пока не пойдем.
Он повел ее вниз по склону на песчаную дорожку, и они вышли к дому, скрытому за кустарником, олеандрами, юкками и гортензиями. Во дворе кудахтали куры, черно-белый кот лениво развалился у забора и следил за неожиданными визитерами с вкрадчивым безразличием.
Берн толкнул внутрь незапертую дверь и вошел в коридор, кивнув Фелисити, чтобы она следовала за ним.
Через мгновение низенькая, пухлая итальянка вышла им навстречу, и широкая улыбка расцвела на ее круглом лице.
— Синьоре! — воскликнула она, протягивая к Берну руки, словно желая обнять его. — Veramente!
Потом посыпалась быстрая неразборчивая итальянская речь, и Фелисити поняла только, что сначала Берн спрашивал про семью синьоры, потом — не может ли она покормить их обедом.
— Си, си, си! — прокричала женщина, непрерывно и энергично кивая. Фелисити была представлена синьоре Ломбардо. Черные блестящие глаза синьоры смотрели на девушку с нескрываемым любопытством.
Их с Берном провели в тень огромного кедра, где спешно накрывался стол, и уже через несколько минут они пробовали вкуснейший суп.
— Она ваша давняя знакомая, как я поняла? — поинтересовалась Фелисити у Берна.
— М-м… — невнятно отозвался он. — Когда я приезжаю на остров, она обижается, если я не захожу к ней.
После супа была подана пицца, потом — сыр и фрукты, и все это сопровождалось целым графином красного вина немалой крепости.
После окончания трапезы синьора Ломбардо пришла и выпила с ними бокальчик вина. Видимо, Берн понимал по-итальянски достаточно хорошо, чтобы разобрать тот ураганный поток слов, который исходил от синьоры, но через несколько минут он повернулся к Фелисити и сказал:
— Простите, что мы говорим по-итальянски. Синьора вовсе не понимает по-английски. — И он озорно посмотрел на их хозяйку. — Она — ужасно уродливая старуха! — медленно произнес он.
— Но, но! — воскликнула женщина. — Неправда. — Затем она рассыпалась жемчужным радостным смехом, так что ее полные плечи вздрагивали.
— Ах! Значит, ты все-таки кое-что понимаешь! Ну, хорошо. Ты на самом деле не очень страшная и не очень старая. — Синьора Ломбардо явно не уловила сарказма в его словах. Она была так довольна, словно Мэллори сделал ей тонкий комплимент.
Фелисити думала, не пытается ли Берн Мэллори продемонстрировать ей свою власть над всеми женщинами вообще, старыми и молодыми, англичанками и иностранками. Но позже девушка отогнала от себя эту недостойную мысль, потому что ее подозрения никак не согласовывались с приятным нереальным чувством, которое породил в ней чудесный обед.
Через некоторое время Берн поднялся из-за стола, докурив сигару, и после долгой череды выражений благодарности и добрых пожеланий они наконец сказали синьоре «арриведерчи» и направились на другую часть острова. Фелисити заметила, что Мэллори подарил хозяйке какой-то подарок, а не дал денег за обед, что свидетельствовало о его тактичности.
Короткая прогулка привела их к маленькой бухточке. Дорожка, которая шла к пляжу, была узкая и крутая, и Берну приходилось отступать в сторону, когда кто-нибудь попадался им навстречу. Девушка с густыми черными волосами, крупными кудрями рассыпавшимися по плечам, вежливо сказала им «грацие», потом удивленно уставилась на Берна, и в глазах ее был почти ужас.
— А, привет, Эмилия! — воскликнул Мэллори, явно выказывая радость от их встречи. Потом он спросил по-итальянски, как у нее дела, и девушка ответила, что все в порядке. Повернувшись к Фелисити, она улыбнулась ей ничего не выражающей улыбкой, потом снова посмотрела на Берна и, как показалось Фелисити, со значением покрутила у себя на пальце обручальное колечко.
Берн, совершенно не стесняясь, проследил взглядом ее короткое нервное движение, негромко поздравил ее и пожелал счастья. Эмилия опасливо покосилась в сторону пляжа, откуда она пришла, еще крепче сжала в руках сумочку и собралась уходить.
— Аддио, — сказала она.
— Арриведерчи! — решительно ответил Берн.
Фелисити знала разницу в значении этих слов. «Аддио» означало «прощай», в то время как «арриведерчи» — «до свидания», что-то вроде французского «оревуар». В лице девушки было что-то отчаянное, словно она пыталась распрощаться с Берном навсегда против своей воли.
Через пару мгновений со стороны пляжа на тропинке показался невероятно плотный итальянецс широкими мускулистыми плечами и сильно загорелым лицом. Он вежливо кивнул Фелисити, потом посмотрел на Берна, и во взгляде его мелькнула враждебность, смешанная с неуверенностью. После легкой заминки он пошел дальше.
Фелисити и Берн продолжали молча идти вниз по крутому склону.
— Почему вы меня не спрашиваете, кто эта приторная итальянская красотка? — Мэллори говорил небрежно, но Фелисити почувствовала нотку сарказма в его голосе.
— Это не мое дело, — спокойно ответила она. — Вы не обязаны называть мне всех своих друзей.
— В таком случае не могу не воспользоваться благоприятной возможностью и расскажу вам сам. У нас с Эмилией был головокружительный роман сразу после моего приезда сюда, но он оказался непродолжительным, что естественно. Теперь она вышла замуж, так мне сказала синьора Ломбардо, и явно за того гнусного вида парня, его зовут Карло.
— А вам жалко, что она вышла за другого?
— Да нет, конечно. С какой стати? Я сам не из тех, кто женится, так что я совсем не против, чтобы девушка устроила свою судьбу.
— Ах, как это великодушно с вашей стороны, — заметила Фелисити, вздернув подбородок вверх, но тут же наткнулась взглядом на его неулыбающееся лицо и быстро отвернулась.
Мэллори насмешливо вздохнул:
— Я никак не могу вас понять, Фелисити. И будь я проклят, если стану и дальше называть вас мисс Хилтон.
— Хорошо. Только вам нет необходимости меня понимать. Я лишь сестра одного вашего пациента, только и всего.
К этому времени они пришли на песчаную отмель возле скалистой стены. Ноги Фелисити утопали в песке почти по щиколотку. К счастью, совсем недалеко было до тенистого уголка, где росла раскидистая сосна, с трудом цепляющаяся корнями за неглубокую почву.
Берн растянулся на земле и с наслаждением закурил сигару. После довольно долгого молчания он вдруг сказал:
— А от чего вы сюда сбежали? Или от кого?
Фелисити сидела рядом с ним, обняв колени и глядя вдаль на темно-синее море.
— А почему у вас сложилось такое впечатление? — спросила она.
— Мало кто захочет по доброй воле похоронить себя здесь, на краю света.
— Ну, тут все просто. У нас с Тревором есть несколько вполне убедительных причин, чтобы приехать сюда. И вам это должно быть очевидно.
— О, вы имеете в виду, что привезли сюда Тревора на лечение, ну, положим, это одна, и очень веская, причина. Но оставаться здесь так долго? Может быть, дома было что-то — или кто-то, — от кого вы хотели скрыться, убежать?
— Вы лукавите! — горячо проговорила девушка. — Вы просто хотите выяснить, нет ли мужчины, который остался у меня в Англии, правда ведь?
— Так есть? — настаивал он.
