почернеешь, — говорил он, — отошлю тебя в Гарлем, будешь жить с черными». Не любил он темной кожи.

— Почему?

— Даже не знаю. Просто не любил. Такой вот он был. Когда я в первый раз привела в дом будущего мужа, отца чуть удар не хватил. «Слишком черный, слишком черный», — говорил он. — Кристина засмеялась. — Но я ни в какую. Наверное, я вышла за него просто назло папе.

— А какой был Тео?

— Тео? О-о, если бывают мужчины-красавцы, то он был таким. Больше походил на мать, огромные карие глаза, длинные ресницы. Я часами могла сидеть и смотреть, как он учится играть на скрипке. — Она бросила в чашку еще кубик сахара. — Но он на меня не глядел, как и на других девушек, насколько я знаю. Только эту скрипку свою и любил.

Дена старалась сохранять спокойствие.

— Если мать моей мамы была чистокровной немкой, а ее дедушка — французом, то сколько же черной крови текло в жилах моей мамы?

— Одна шестнадцатая часть — капля, если вообще существует понятие «черная кровь», а его, разумеется, не существует. Кровь красная или «голубая». Но в те времена капля негритянской крови — уже было на одну каплю больше, чем надо. По закону это делало тебя негром.

— Думаете, моему отцу было бы не все равно?

Кристина пожала плечами:

— Поди угадай, как человек отреагирует. Имей в виду, это были сороковые, в некоторых штатах закон не одобрял межрасовые браки. За это в тюрьму сажали. Все тогда было совершенно по-другому. Но мне-то повезло. В молодости я не принимала близко к сердцу все эти расовые дела, даже фамилию поменяла на Уайтнау[52] — ради шутки. Я просто искала развлечений — и находила, разумеется. Я хотела стать одной из «Рокеттов», и никакие дурацкие законы меня не остановили. Если они спокойней спят, считая меня испанкой, — ради бога, не жалко.

— Почему она мне не сказала? Мне это было бы без разницы.

Улыбка Кристины была печальной и усталой.

— Так уж и без разницы. Нет. Может, ты отреагировала бы не так сильно, как думала твоя мама, но она решила, что тебе лучше не знать. И разница непременно была бы, не пытайся себя обмануть. Потому что люди смотрели бы на тебя совсем другими глазами.

— И для меня была бы разница? — не поверила Дена.

— Да, даже для тебя. Неважно, сколько в тебе течет негритянской крови, главное, что она в тебе есть.

— Но это идиотизм!

— Может, и так, но подумай, скольких привилегий ты бы лишилась. У тебя за спиной повсюду шушукались бы, и она это знала. Разве могла бы ты ходить в те же школы, встречаться с теми же мальчиками, входить в те же двери? Конечно, в конце концов ты смогла бы этого добиться благодаря внешности и таланту, но во всех взглядах ты читала бы эту мысль.

— Плевать, все равно это не изменило бы моего отношения к маме.

— Может, к маме и не изменило бы, но изменило бы отношение к миру. И отношение мира к тебе. Ты всегда спрашивала бы себя: что люди обо мне думают, какие мысли скрывают за приветливыми улыбками? О чем не говорят в моем присутствии? Это меняет человека, поверь. Твоя мать просто пыталась избавить тебя от этой сердечной боли.

— Мама не рассказывала, почему она решила притворяться белой?

— Нет, но думаю, она чувствовала себя так же, как Тео. Его швыряло из крайности в крайность, пока он не перестал понимать, кто он и что он. В конце концов он просто развалился на части. Ему пришлось выбирать между отцом и музыкой. Он не хотел быть новым талантливым негром-музыкантом, он хотел быть просто музыкантом. А негра в те времена не брали ни в один симфонический оркестр. И до сих пор-то их не слишком много в оркестрах.

— Это верно.

— Я тоже могла бы сойти за белую, если бы захотела, но мне было как-то спокойнее среди своих. Хотя я не осуждаю тех, кому не было хорошо среди нас. Когда становишься такой старухой, понимаешь, что жизнь штука непростая, и если тебе предоставляется шанс, почему им не воспользоваться? Но притворяться белой было совсем не просто. Не завидую я тем, кто выбрал такую жизнь. Это как уехать в чужую страну и не иметь возможности вернуться. Они не смогли даже к отцу на похороны прийти, а для твоей матери притворяться белой было особенно тяжело. Она не могла войти в общество богатых, в котором нужно родиться, поэтому ей пришлось «родиться заново» рангом ниже. С ее образованием и воспитанием негоже было такой девушке работать в магазинах. Я и не думала, что она притворяется, пока она однажды мне не призналась.

Кристина встала и закрыла дверь кухни.

— Честно говоря, я так уже устала от этих расовых проблем, прямо слов нет… Это так влияет на людей. — Она отвернулась. — Не представляешь, сколько оскорблений пришлось выдержать моему мужу из-за цвета кожи. А ведь он был одним из самых славных, самых благородных созданий, живших на этой земле, и так с ним дурно обращались — даже мой отец. Не знаю, что стало с твоей мамой, может, она просто до смерти устала от всего этого. Жаль, что от меня тебе так мало толку, но, наверное, никто не знает, что на душе у другого человека. Наверняка у твоей мамы была веская причина так исчезнуть. Потому что она тебя любила, я знаю.

Поговорив с Кристиной, Дена вернулась в машину.

— Ну как вы? — спросил Джерри.

— Все хорошо.

Но это было неправдой. Ее странным образом тронули слова Кристины. Что-то было в ней такое, отчего Дене стало очень грустно, просто невмоготу. Этот ее взгляд. Она видела такой взгляд у своей матери. Дена заплакала.

— Простите, не понимаю, что со мной.

— Это нормально, Дена, вам многое пришлось пережить.

— Она мне очень понравилась. Не знаю, почему я плачу.

Дена многое узнала за эти два дня, но так и не выяснила, что же случилось с мамой в то Рождество. По крайней мере, у них теперь было достаточно сведений для Ричарда Лука.

В тот день, провожая ее к самолету, Джерри говорил:

— Ричард сказал, что информации оказалось даже больше, чем он рассчитывал. Как только он что-то выяснит, я сразу позвоню.

У входа в зону посадки Дена пожала ему руку.

— Джерри, даже не знаю, как вас благодарить. Вы замечательный друг. Без вас я бы ни за что не справилась. Я хочу, чтобы вы знали, как я вам благодарна.

Он только улыбнулся.

Больше всего на свете он хотел войти вместе с ней в этот самолет, но знал, что должен ее отпустить. Всю дорогу до Нью-Йорка Джерри ни о чем кроме Дены не мог думать.

А Дена в самолете не могла думать ни о чем кроме семьи, которой она до вчерашнего дня не знала.

Краткая семейная история

Вашингтон, федеральный округ Колумбия

1913

Аккуратно одетый молодой человек с начищенными ботинками, только что из парикмахерской, ждал в конторе по трудоустройству уже больше двух с половиной часов. Когда наконец наступила его очередь, он радостно шагнул вперед, держа шляпу в руке, и сказал: «Доброе утро». Голубые глаза светились надеждой. Женщина за столом головы не подняла.

— Имя?

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату