переходник для компа. Смотрю на фотографию. Старая, еще моно. Распечатана на целлюлозной бумаге. Узнаю коренастого мужчину на ней. Это мой дед — первый космодесантник в роду, как дядя Ахми, каким хотел быть я. Эта фотография — семейная реликвия. На обороте надпись синим фломастером: 'Дорогому человечку и неустрашимому покорителю миров. Мама, папа, дядя'. Да уж, человечку… Надпись довольно банальна, как это обычно и бывает, но горло перехватывает… Машинально оцениваю удаление от столов, поспешно отхожу еще метров на пятьдесят. Незачем народ беспокоить, а надеть глушилку — подумают черт знает что.
Может, это неправильно, что хранителем фото стал я, дракон, но отказываться не стану. Основная информация в инфокарте, но это — потом. Пошлю родителям с Громом копию поpтpета Коры-человека. Видеозаписей не осталось, но был у меня затяжной период после восстановления памяти, когда рисовал всех, кого помнил. Кого кистью, кого на компьютере.
Возвращаюсь. Кажется, все в порядке, никто не придал значения моей прогулке с Громом. Оглядываю гостей и натыкаюсь взглядом на женщину, которая выглядит какой-то не такой, почти неуместной среди остальных. Почувствовав взгляд, отворачивается от мужчины рядом с собой, смотрит на меня и снова поворачивается к мужчине. Мелькнуло что-то настороженное в глазах. Это Дора. Единственная из людей, по словам Лобасти, которая знала о машине времени и была вне моего поля наблюдения. Трудно ей, наверное, у нас. Такая судьба…
Дора
… Дора рассматривала свою роскошную спальню, будто никогда прежде не видела. Крикливо- аляповая роскошь отличала тойскую аристократию. Дора столько сил потратила, чтобы аристократы, а главное, аристократки города Той приняли ее в свой круг. Это было больше тридцати лет назад. Сейчас ей шел шестьдесят седьмой, эта спальня стала ее тюрьмой. Нет, она была свободна, на шее — ошейник из мягкой кожи, отделанный золотыми кружочками с затейливым орнаментом и жемчугом. Спереди на ошейнике была насечка — признак вдовства. Дора сама не смогла бы ответить, по кому носит насечку: по Крису, Рэю, а может, Всемогущему. Все они давно умерли для нее, хотя Крис, по-правде, еще не родился.
Нет, она могла встать, пройти по всему дому, сопровождаемая поклонами почтительных слуг. Могла выйти в город, сходить в гости. В трех домах ее встретили бы очень тепло и радушно, еще в десятке — с уважением и завистью. Могла бы пойти на рынок, вдохнуть памятные с юности запахи лошаков, товаров, дальних странствий. И здоровье позволяло, двух недель не прошло, как привела караван с восточного берега. СВОЙ караван… Доре опять захотелось заплакать. Но это был ее выбор. Три дня назад ее внуку исполнилось семнадцать. Дора подарила ему свой караван и весь восток материка. На западе хозяйничал ее сын Рэй, Внук Дракона. Когда-то весь материк принадлежал ее каравану. Потом вырос Рэй, и Дора поделилась с ним караваном и страной.
Теперь она была заперта в этом городе, лежащем в центре материка, но на берегу океана. Природа причудливо врезала длинный залив в сердце континента. Залив кончался дельтой реки, которой почему-то так и не дали имени. Все называли ее просто — Широкой. Той занимал дельту Широкой и поднимался по обоим берегам реки еще на несколько километров. Той был немного похож на Сэт, только гораздо больше, а в здешних людях было меньше сердечности. Или ей только так казалось…
Сэт… В стотысячный раз Дора задавала себе один и тот же вопрос: должна ли была она защищать Сэт. В караване она легко отвлекалась текущими делами. А сейчас… Позавчера Крис — так Рэй назвал своего сына, чтоб сделать матери приятное — уехал с караваном на восток, и она осталась в своей клетке наедине с вопросами и воспоминаниями…
… Дора проснулась на широкой кровати под шелковым покрывалом в богатом, но неопрятном шатре. Одежды на ней не было. В теле чувствовалась слабость, в голове — муть. Повернув голову направо, увидела знакомое лицо мужчины, смотревшего на нее с грустной улыбкой. Всемогущий! Рука сама рванулась к шее — медальон на месте. Выше. Ошейник — тонкая стальная полоска — тоже на месте. Так… Значит, все же, не рабыня. Всемогущему не понравилось то, что увидел в ее глазах. По лицу пробежало легкое раздражение. Вздохнув, встал, неторопливо оделся. Помолчал. Дора осмотрелась и заметила на сундуке свою одежду. Рванулась к ней и чуть не упала, голова закружилась. Двигаясь осторожней, оделась и рухнула обратно на кровать.
— Ну скажи мне, зачем ты это сделала? — в голосе Всемогущего прозвучала неожиданная боль.
— Что я сделала? — с трудом проговорила Дора, путаясь в юбке.
— Устроила защиту города. Я так мечтал положить этот город к твоим ногам!
— Вместо этого ты его разрушил, да?
— В этом виновата ты! Я очень хорошо подготовился. Я взял бы Сэт с помощью Дара голыми руками! И город был бы цел и лежал у твоих ног!
— Про ноги ты уже говорил.
— Да… Вот такая, дерзкая, гордая… И умная. Именно такая мать нужна моему сыну.
— У тебя есть сын?
— Может, есть, не знаю. Те женщины были рабыни — не чета тебе.
— Сними ошейник, как снял одежду.
— При чем здесь ошейник! В ошейнике или без него ты — это ты!
Он резко подсел к ней и быстро заговорил:
— Женщины наших предков не носили ошейников. Ни железных, ни кожаных. Предки были сильными, могущественными, они могли все! У них было такое оружие, которого не было даже у твоих спутников! Я знаю, я читал. Ты удивлена? А я умею читать, я много читал. О нашем прошлом, о наших предках. Они жили вместе, одной семьей. Вот они-то и были Всемогущими, они все могли. Я со своим даром… Я даже не смог бы подойти к ним близко. От меня мокрое место осталось бы. И что с ними стало? Мы! Вот что с ними стало! Посмотри, как мы живем! Ты же ходила в караване, ты видела! В городах кучки вонючих аристократов и толпы нищих. По фортам кланы истребляют друг друга, крадут женщин и лошаков. Я был в книгохранилищах, я видел, сколько там знаний предков лежит пыльным грузом. Те книги не сгнили только потому, что сделаны не из пэпора, как наши, а из чего-то другого. Только мы, степняки, живем одной семьей. Мы не воюем друг с другом, но мы не имеем доступа к Знанию. Да, мы заставляем караваны и форты отдавать нам еду и вещи, но только то, что нужно для жизни. Ты думаешь, я собираю мужиков лишь для войны? Нет! Я учу их, собранных из разных фортов, разных частей света, учу жить и действовать вместе, под единым вождем. Я объединю Сэкон. Все будут жить по одним законам. Я соберу самых умных людей, уткну их носами в Знание — учите! Чтобы могли учить других. Мы будем учить детей. Вырастет новое поколение — молодое, знающее. Мы снова будем Всемогущими, как предки, мы будем обладать знаниями.
Дора ошарашено молчала. Таким она Всемогущего представить себе не могла. Тот перевел дыхание и продолжил, горячо дыша ей в лицо:
— Мы не повторим ошибок предков. Они сами виноваты. Расселились по Сэкону и стали его делить. А дележка — это всегда до драки, до крови! Нам нужна сильная власть. Не как моя. Нужна власть сильного и умного, сурового и справедливого, который сможет построить новый Сэкон. Я уже не молод. Ты знаешь, когда я умру. Нет! Не говори, мне не надо знать это. Но лет десять я продержусь.
Сердце Доры сжалось от нежданной жалости. Всемогущему оставалось прожить меньше двух лет. Потом представила себе, как после его смерти ближайшие помощники разделят орду и начнут драться между собой, неся всеобщее опустошение, они же не имели никаких планов. Дора представила себе это и содрогнулась. А Всемогущий продолжал:
— Я успею разрушить старый Сэкон, но мне не создать новый. Я его не увижу. Мне надо подготовить нового вождя. Мне нужен от тебя сын, мне нужно, чтобы ты его воспитала. Только ты! Я знавал немало женщин, но когда я узнал о грозной воительнице и мудрой караванщице, которая приходит в форты после меня и делает именно то, что нужно, я понял — вот мать моего сына. Потом я встретился с тобой, после этого мне никто не стал нужен, кроме тебя. Правда-правда! Но я понял это еще раньше, когда говорил с