– «Ноги Брайля» выдали девяносто три процента идентичности, – подтвердил высокий, закидывая в рот жевательную пластинку. – Выше можно и не мечтать.

– Выше не надо, – кивнул бархатный. – Проследите, чтобы никто из персонала клиники не пронюхал!

– Не беспокойтесь. Мы держим весь этаж в полной изоляции, остальных пациентов переселили на третий. Если бы не упрямство профессора, не пришлось бы привлекать столько сил.

– Ладненько. – Бархатный бросил взгляд на часы. – Продолжайте работать. Завтра прибудем в это же время, привезем одежду и команду спецов. Логопеда, стилистов и пиарщиков. Он должен быть на приеме в Кремле.

Он извлек чип со снимками и раздавил его в пепельнице.

– Да, вот еще… – вспомнил высокий, нахлобучивая шляпу. – Он спрашивал насчет женщины…

Человек за рулем пожал плечами и завел мотор.

– Продержитесь хотя бы недельку, пока мы готовим стрим, – сказал бархатный. – Твердите ему каждые пять минут, что Полонский – это лучший в мире перформер. Что на него вся надежда, что избежать нестабильности перед выборами можно только одним путем.

– Мы так и делаем, но…

– Не перебивайте. Обещайте ему, что замещать Сибиренко придется от силы два месяца, пока не будут обнародованы результаты его страшных экспериментов, и все в таком духе…

– Он на все согласен, дело не в этом. Он жутко горд, что выполняет столь важную работу, и уверен, что мы представляем Управление. Его не интересуют деньги, он едва заглянул в договор, который мы с таким трудом сочиняли.

– Так в чем же проблема?!

– Полонский психует из-за этой бабы, любовницы Льва. Он спрашивает, нельзя ли как-нибудь на время реализации сценария избавить его от семьи Сибиренко, но оставить ему…

– Любовницу?! Это невозможно, – быстро нашелся напарник. – Лев Сибиренко всегда на виду, он нам нужен на саммите в Думе, на двух балах и, наконец, в предвыборной команде. Но вы Полонскому обещайте все что угодно, хоть гарем… Скажите, что после выполнения задания, спустя два месяца, он сможет купить себе остров и забрать эту куклу с собой.

Высокий козырнул двумя пальцами и захлопнул за собой дверцу. Тонированное стекло салона поползло вниз.

– Когда вы планируете замену? Послезавтра? – отрывисто спросила у «шофера» Марина Симак.

– После Дня Останкино Сибиренко ложится на обследование. Мы организовали ему небольшую мигрень и подозрение на онкологию. Суток нам хватит, чтобы снять стрим и перенести его Полонскому.

– Вы уверены в том, что этот Полонский – действительно лучший?

– Так точно, Сибиренко сам отобрал его, когда запускал «Щербет». Его психика выдержала двойное вложение и даже подпольную раскодировку. Он потрясающий сенсорик и при этом адаптивен к мейкапу. Я хотел вам предложить…

– Я слушаю.

– Не «выключать» Полонского по окончании двух месяцев. Для вашего плана это оптимальнее. Никакого шума и лишней драки за кресло хозяина Останкино.

– Смелый шаг. Но ведь речь идет только о частичном замещении. А вы не боитесь, что он очнется или ему кто-то поможет?

– Согласен, опасность всегда существует. Однако при полном замещении сложится абсурдная ситуация: мы не сможем им манипулировать. Есть мнение, что лучше иметь периодические трения с живым Сибиренко, чем выпустить корпорацию из рук.

– Корпорацию? Вы меня смешите. А в случае удачи на выборах?

– Тем лучше. Бывшего дознавателя мы всегда прижмем к ногтю. Тем более возвращаться ему будет некуда.

– А что произойдет с капитаном Полонским?

– Несчастный случай.

– Эта женщина? Как ее?.. Арсенова Ксана?

– Так точно. – Мужчина разлепил тонкие губы и вежливо хихикнул. – Смешно сказать, но даже после снятия предыдущего стрима он влюблен в нее.

– Но последний уровень вы же не сняли?

– Естественно, нет. Он может опять вспомнить свою настоящую жену.

– Не вижу ничего смешного, это опаснее всего. – Госпожа Симак выдохнула дым. – Они ведь могут сговориться, вы не рассматривали такой вариант?

– Тогда придется устранить обоих. К тому моменту вырастим нового Сибиренко. Или найдем другого открытого перформера.

– Другого кандидата в президенты? Я слышала, что таких людей, способных впитать чужую личность, крайне мало.

– Достаточно для ключевых постов, госпожа Симак.

– Я передам ваше мнение. Но никто еще, насколько я помню, не оставлял человека в чужом стриме дольше трех месяцев. Насколько это опасно?

– Вот заодно и оценим, насколько опасно. А руководить каналом Полонский сможет не хуже настоящего Сибиренко.

– Интересно… – Женщина щелкнула зажигалкой. – В целом я удовлетворена. Я передам, что работа над проектом идет успешно. Главное, чтобы не прервалась работа над новым шоу!

Мужчина тонко оскалился.

– Шоу продолжается, госпожа. Шоу всегда продолжается.

Вторые сутки ничего не болело.

Костадиса волновало, что наш способ связи через конфеты окажется неудобным, но все получилось как нельзя лучше. В три часа ночи я поднялся с кровати, подошел к окну и отдернул шторы. Этого достаточно. Спустя пару секунд вбежали двое, запихали меня в постель; я спрятал от встревоженных сидельцев свой смех в подушку.

В четырех километрах от окна клиники человек оторвался от сверхмощной оптики и доложил, что операция началась.

В восемь утра у нянек состоялась пересменка. Я видел их стертые физиономии и чувствовал себя ангелом смерти. Я теперь знаю, каково это, когда держишь чужие жизни в руках. Я мог бы их спасти одним словом и подсознательно ждал какого-то малейшего сигнала, Божьего знака. Возможно, подошла бы даже теплая улыбка, дружеский хлопок по плечу, пошлый анекдот, в конце концов…

Но никто мне не улыбнулся.

В восемь пятнадцать пришла на обход дама-профессор с двумя ассистентами, которые помогали на всех этапах. Их мне было жаль, но я повторял себе, что нас не пожалеют. Все трое ночевали в здании клиники, на моем этаже. Я уже понял, что федералы никого отсюда не выпускают.

Профессор отметила стопроцентный успех. Тотальный мейкап завершился. Сама она с трудом запудрила круги под глазами.

В восемь двадцать две мне принесли легкий завтрак. Предстояли занятия на тренажерах, затем общение с логопедом и постановка мимики. Рабочий день специалистов начинался в девять, я слышал, как они здоровались с дневной сменой агентов на кухне.

В соседней комнате, где круглосуточно бодрствовали два «психолога», прозвенел сигнал внешнего вызова. Салат, который я поглощал с напускным оптимизмом, застрял в глотке. Симак предупреждала, что охране дана команда меня застрелить при малейшем подозрении на вторжение.

Невозможно было услышать, о чем говорил охранник, но минуту спустя звякнул лифт. Я продолжал с улыбкой идиота запихивать в себя зелень. Наверное, в тот момент я бы мог прожевать пластмассовую тарелку и ничего бы не заметил.

В приемной раздались громкие голоса. Стараясь передвигаться как можно беззаботнее, я отхлебнул сока и вяло прошествовал к двери в туалет. В ту секунду, когда за мной затянулись тонкие жалюзи, в палату