император добавил сюда огромного золотого орла, у которого было две головы и две короны — одна для временной столицы Никеи и одна для Константинополя. Видящие его могли исполниться гордости и напомнить себе, что Византия является могущественной империей, которая простирается на два континента и глядит одновременно на восток и на запад. Возможно, под руководством энергичного Михаила VIII она снова сможет стать прежней. Враги империи была рассеяны и разобщены, и немедленное наступление могло застать их врасплох.
Во главе своей маленькой, но закаленной в боях армии Михаил VII вскоре отбросил болгар и заставил эпирского деспота подчиниться империи. В 1265 году он отвоевал большую часть Пелопоннеса у его латинских хозяев и даже смог очистить от турок долину Меандра. Впрочем, в следующем году на международной арене появился новый игрок, спутавший все карты.
Норманнское королевство Сицилии долгое время доминировало в итальянской политике, но в 1266 году его силы истощились.[203] Папа Урбан IV, желая поставить у власти на Сицилии дружественного ему правителя, пригласил сюда Карла Анжуйского, младшего брата французского короля Людовика IX. Если папа хотел, чтобы к югу от его владений располагалась нейтральная держава, он вряд ли мог сделать худший выбор. Карл был жестоким и жадным человеком: обезглавив своего шестнадцатилетнего конкурента на городской площади [204], он немедленно начал вынашивать планы по увеличению своих владений. Осуществлению его замыслов сильно помогло, то, что Балдуин II, жалкий константинопольский император в изгнании, предложил отдать ему Пелопоннес в обмен на помощь в возвращении трона. Обрадованный сицилийский король немедленно начал взимать тяжелые налоги для сбора армии и искать союзников, в первую очередь заключив антивизантийский союз с Венецией.
Понимая, что у его маленькой армии и обветшалого флота нет шансов выстоять против объединенных сил неприятеля, Михаил VIII обратился к дипломатии, искусно удерживая противников на расстоянии. От Венеции он откупился, дав ей большие торговые привилегии на территории империи, а несколько писем, торопливо написанных королю Франции Людовику, убедили того придержать своего твердолобого младшего брата. Некоторое время ненасытный Карл был вынужден бездействовать, но в 1270 году французский король умер, и Карл с радостью начал войну. Сицилийские армии были непобедимы, но Михаил VIII снова перехитрил своего противника. Написав папе, император дал соблазнительное обещание объединить церкви на глазах у папы в обмен на то, что он приведет Карла в повиновение.
Ухищрение сработало, Карла отозвали, — но Михаил затеял опасную игру. Он отлично знал, что его подданные никогда не признают верховенства ненавистной римской церкви, и не мог бесконечно увиливать от выполнения данного папе обещания. Три года императору удавалось избегать папских делегатов; но в 1274 году папа Григорий X устал от ожиданий и послал в Константинополь ультиматум: или немедленно осуществить унию, или столкнуться с последствиями. У Михаила VIII было мало выбора. Он объявил о подчинении своей церкви власти папы при условии, что восточные обряды останутся в неприкосновенности.
Гроза, разразившаяся в Константинополе, была ожидаемой и последовала немедленно. Патриарх в ярости отказался утвердить ненавистный документ, а большая часть подданных Михаила полагала, что их чудовищно предали. Император не только опасно ослабил свой трон, но и дал православным Сербии и Болгарии прекрасное оправдание для войны. Теперь каждый мог свободно напасть на империю, объявив, что сражается за истину и традиции. Михаил VIII хорошо знал, что подобное вторжение получит опасную поддержку со стороны его возмущенных подданных. Но он добился от папы отказа поддержать воинственные планы Карла и считал, что народные волнения — приемлемая плата за это.
В любом случае он не собирался сидеть сложа руки, пока его враги проявляли активность. Когда Болгария, надеясь воспользоваться слабостью империи, перешла в наступление, Михаил попросту пригласил на помощь монгольскую Золотую Орду. Вторжение монголов ослабило Болгарское царство, нанеся болгарам удар, от которого те никогда не оправятся.
Карл Анжуйский был серьезно задержан, но еще не побежден. Если его великий союз потерпел неудачу из-за византийского вероломства, его следовало воссоздать еще более прочным. Соблазнить Венецию было легко. Она всегда искала себе выгоды, и те права, что Михаил даровал Генуе, серьезно сказались на венецианских доходах. Победа Карла означала бы изгнание генуэзских выскочек — что было неотразимым соблазном для льва Святого Марка. Только недовольство папы еще удерживало Карла от действий, но изобретательный король преодолел и это препятствие, казавшееся неодолимым. Папа Григорий X умер в 1276 году, и Карл приложил все возможные усилия, в итоге добившись, чтобы папой был избран французский кардинал, который ненавидел византийцев почти так же, как и он сам.[205] В 1281 году папа-француз послал ошеломленному византийскому императору письмо, в котором сообщал, что отлучает его от церкви на основании того, что его подданные продолжают сопротивляться католицизму. Император едва мог поверить этим новостям. Он пожертвовал народной любовью и согласился стать нечестивцем и предателем — и все впустую. Теперь Венеция и Сицилия образовали против него крепкий союз, на этот раз выступающий с благословения папы. Даже у Четвертого крестового похода не было такой поддержки.
Единственным козырем Византии был Михаил VIII. Блестяще воспользовавшись истинно «византийскими» принципами дипломатии, Михаил обратился к Педро III Арагонскому, убедив его напасть на Сицилию. Педро принадлежал к династии, которую Карл Анжуйский отстранил от власти, и считал, что Сицилия принадлежит ему по праву рождения. Благодаря жестоким налогам и значительному количеству византийского золота антифранцузские настроения на острове достигли пика. Теперь, предполагал Михаил VIII, настал прекрасный момент появиться испанскому спасителю.
Не зная о надвигающейся буре, Карл Анжуйский отбыл с Сицилии на материковую Италию, чтобы сделать последние военные приготовления. В его отсутствие остров взорвался. Восстание, впоследствии известное под названием «Сицилийская вечерня», довольно безобидно началось в предместьях Палермо. Когда колокола на церкви Святого Духа стали созывать верующих к вечерне в пасхальный понедельник 1282 года, пьяный французский солдат попытался соблазнить сицилийскую девушку. Для разъяренных свидетелей происшествия это стало последней каплей. Неотесанные французы и без того уже достаточно долго помыкали ими, жирея за счет трудов сицилийцев. Разгневанная толпа убила солдата-насильника и рассыпалась по улицам Палермо, вымещая почти двадцатилетние обиды на всех, в ком текла хотя бы капля французской крови. Когда утром вторника взошло солнце, в Палермо не осталось в живых ни одного француза, и будоражащие вести о восстании быстро распространились по острову. В мае сопротивление французов иссякло, а к концу августа Педро III высадился в Палермо и принял власть. Карл Анжуйский в ярости осадил несколько сицилийских портов, но он слишком жестоко обращался со своими подданными, и теперь они предпочли смерть его возвращению. Хотя весь остаток своей жизни Карл пытался вернуть остров, преуспеть в этом он так и не сумел и умер в 1285 году сломленным человеком.
Михаил VIII так и не увидел смерти своего главного врага. Когда угроза нападения с запада миновала, деспот Эпира снова объявил о своей независимости, и император был намерен заставить его подчиниться. Ему к тому времени было пятьдесят восемь лет, но он снова повел свои войска в битву, однако дошел только до Фракии, где тяжело заболел. Как обычно, думая о своих обязанностях, умирающий император объявил своего сына Андроника II наследником и мирно скончался в начале декабря.
Михаил VIII был одним из великих византийских императоров, — он восстановил прежнюю столицу и вновь определял политику всего Средиземноморья. Нет сомнений, что без него империя пала бы перед Карлом Анжуйским или каким-либо из прочих врагов, только и ждавших этого — и свет Византии померк бы, а ее обширные знания пропали бы на Западе, еще не готовом воспринять их. Вместо этого Михаил умело обманул всех своих врагов, попутно основав самую долговечную династию в истории Римской империи. Почти двести лет спустя представитель его семьи все еще будет сидеть на византийском троне, продолжая ту же самую борьбу за существование — хотя и с куда более ничтожными шансами.
Михаил сделал все от него зависящее, чтобы поднять империю из обломков. Он оставил после себя ценные инструменты, чтобы продолжить это возрождение: небольшую, но хорошо обученную армию, неплохо пополненную казну и обновленный флот. Но спаситель империи не дождался благодарности ни от кого. Отлученный от церкви папой, он умер еретиком для католического Запада и предателем для православного Востока. Его сын похоронил его без церемоний или освящения, в простой безымянной могиле.
