Шум далёкий потоков в округе,
Славлю травы, бегущие зайцем в полях
От гнева небес в испуге.
А ещё славлю дочь корчмаря, что, быстрей
Того зайца, мелькнула меж нами.
И, чем ярче платок её, - взгляд мой темней.
Будьте, братья, ей судьями сами».
Тут, от страха дрожа, изогнул спину кот –
Дыбом шерсть, как струна, весь натянут.
«Расскажу и о нём, – брат сказал. – День придёт,
И его на доске упомянут.
Мы встречались с ним. Я усмехнулся в душе,
Белой шубке его поклонился
И из дома пошёл (дождь лил сильный уже,
Но я, братья, сюда торопился.)
И пришёл. Вы молчите, веселья в вас нет,
Вы мрачны, словно лес среди ночи.
Радо вам моё сердце шестидесяти лет;
Послужить, словно юноша, хочет.
Дайте, братья, мне ноги согреть у огня.
Двое суток не выйдем отсюда:
Дождь дороги залил, и до крупа коня
Поднялися в ущелье воды.
Хорошо, что корчма при дороге была,
Что огонь в печи жарко пылает.
Честь трактирщице: вовсе гостей не ждала,
Но, хозяйка, нам стол накрывает».
Раз уж старший велел, сядем, братья, тогда
Вдесятером вкруг стола, кто где хочет.
Скажем: слава Творцу, что привёл нас сюда
И что живы мы все этой ночью.
«Кто же знает, где час его страшный найдёт –
Дома ль, там ли, где он ещё не был,
Кто лицом, умирая, к земле припадёт,
Кто лицом обратится к небу.
Но, поскольку нам долгая ночь предстоит
В этой ветхой корчме, вероятно,
Пусть же каждый из нас песней всех удивит,
Чтоб полезной была и приятной.
Каждый в слух превратится, готов отвечать,
И на ненависть, зависть откликнется эхом.
Если ж что-то смешное случится сказать,
Наши лица в ответ озарятся смехом.
Да, таков песни путь: пока зреет она,
Испытанья пройдёт и огнём, и водою.
Её сердцу свободы не ведать сполна,
Пока полною месяц не станет луною.
От случайного к главному двигаться ей
Нужно будет учиться с терпеньем.
А собьётся с пути – так стрекалом взашей,
Носом в грязь, не видать ей прощенья.
Песня рабства не терпит: приказ и совет
Ей – мундштук, удилa; лишь мешают в движенье,
Но свобода её – это молнии свет,
Заключённый меж двух полюсов напряженья.
Возлюбите слова – те, что кровь бьётся в них.
В чаще выспренних терний ищите
И до края иврита преследуйте их,
В строфы зa косы силой тащите.
Отбирайте, как пленницу, стрoку: она
Быть должна у вас краше всех прочих,
И найдите ей рифму – как клятва, верна
(Иль из дальних – но ярких и сочных).
Для напева и слов песни, вышедшей в путь
Без друзей, это будет порукой,
Это будет ей платой за каторжный труд,
Где стирается грань меж игрой и мукой.
Вот и месяц раскрылся, подняться готов.
Кочет кочета кличет, находит.
Я на песню свою взгромоздил гору слов,
Как у пишущей братии в моде.
Пусть же ваши сердца, где сейчас так темно,
Свет единый всегда озаряет –
Братства свет. Это – ангела свет, что давно
Сотней глаз на нас с неба взирает.
Как пристыженный нищий, стоял исполин,
Дуб, у отчего дома когда-то,
Но вдруг в осени день нарядился в кармин
И омылся под грома раскаты».
