кажемся муравьями», — показывал отец на долину внизу. Люди внизу, однако, вовсе не были похожи на насекомых. Ада могла разглядеть очертания голов, рук и ног. Мужчин от женщин и нифилимов от рабов она, правда, отличить не могла. Все одинаковы с такой высоты.

— На кузницу смотри, — подсказал Урук.

Она посмотрела на кузницу и удивилась.

— Дыма нет. Огонь погас.

Урук кивнул.

— Почему?

За все время рабства Ада ни разу не видела кузницу бездействующей.

— Все в шахты перетаскивают. Инструменты, пищу прячут. Даже рабов. Армия Кан-Пурама на подходе.

Ада снова прищурилась на холмы, как будто ожидая увидеть толпу вооруженных людей. Но даль по- прежнему была пуста. Между небом и землей слегка покачивались лазурные волны, на армию не похожие. Не похожи они были и на зеленую траву, которая, как знала Ада, росла за холмами. Как будто вода. Океана она не видела. «Река только с одним берегом», — так отец описывал эту большую воду.

— Это море? — спросила она.

— Нет. Нет там воды.

— Отец рассказывал, что за равнинами есть большое море.

— Верно он говорил.

— Может, это оно?

Урук покачал головой.

— Я был там недавно.

— Ты видел большую воду?

— Много раз. Но она так далеко, что вряд ли я увижу ее еще раз.

— Но что это тогда?

— Может быть, небо отражается в песке. Как гора отражается в пруду. — Урук пожал плечами. — Когда я шел через пустыню, много раз замечал эти волны. Сначала спешил, думал, и вправду вода… Нет, не было там никакой воды.

— Ты и в пустыне был?

Урук кивнул.

— Откуда ты?

— С юга.

— С побережья?

Ада не встречала людей из южных городов, но слышала, что там живут и чернокожие.

— Еще дальше.

— Из-за моря? — ужаснулась Ада.

— К западу от моря.

Ада опасливо покосилась на Урука. Если бы не его спокойный тон, можно было бы подумать, что он врет или бахвалится. «Хвастун хуже вруна», — говорила ей мать. Но голос Урука звучал спокойно, в нем чувствовалась какая-то усталость. И разочарование… Печаль? Стыд? И она верила каждому его слову.

— Мой народ живет так далеко, что даже звезды там кажутся другими, — продолжал Урук. — Хотя, к сожалению, они те же, что и здесь.

— А я жила в деревне между горами Хит и Ван, — вздохнула Ада. — Ее больше нет, нашей деревни. Три года я здесь… — Она смотрела на Дагонор. Внизу группа рабов с корзинами на головах проходила мимо храма. Издали корзины казались частью огромных голов. — Они даже меня не ищут…

— Ищут, — возразил Урук. — В холмах, к юго-западу от храма. Я следы изменил. Пусть побегают.

— Зачем ты меня украл?

Урук внимательно посмотрел на нее. Никогда еще Ада не ощущала на себе такого взгляда. Ей захотелось вытереть нос. Подумала, заметил ли он след удара на щеке, изъяны кожи на лбу.

— Я ищу одного человека, — произнес он. — Его зовут Джаред. Три дня уже здесь, но пока ни следа не обнаружил.

— Я о таком не слыхала.

— Но он тут. Думаю, он в горных пещерах. Там я еще не был.

— Он пленник?

— Да.

Ада задумалась.

— Если твой друг жив…

— Джаред мне не друг, — резко перебил ее Урук. — Я с псом в долгу перед ним. У меня нет друзей.

Резкий тон предвещал побои. Ада вскинула руки к лицу и сжалась. К одному-двум ударам она готова, но вот больше…

— Извини, — пискнула она. — Я не хотела…

Урук взял ее руки, отвел их от лица. Пальцы его, мозолистые и грубые, могли, оказывается, быть очень нежными.

— Успокойся. Тебе не за что извиняться.

Ада боялась ему верить, но на всякий случай кивнула.

— Что ты собиралась сказать?

— Если Джаред новый пленник, то он еще в камере. Новых рабов нифилимы держат в отдельном помещении, пока они… не созреют. — Она передернула плечами. — Ужасное место.

— И сколько это продолжается?

— Неделю или две. Иногда месяц. Некоторые из Акшура до сих пор там, внутри горы.

Ада провела в камере четыре дня. Отец ее вообще не вышел оттуда, хотя такое случалось редко.

— Ты могла бы ее найти, эту камеру?

— Она глубоко в горе. Дверь обшита железом.

— Охраняется?

— День и ночь, хотя там разницы не чувствуешь.

— Охрана сильная?

— Четыре или пять стражников… — Ада замялась. — Может, даже больше. Не знаю.

— Вход только один?

— Да, — уверенно кивнула головой Ада. — Камера вырублена в скале, все стены каменные.

— Трудновато… — пробормотал Урук.

— Ты хочешь туда пробраться?

— Конечно. Я должен. — Он посмотрел на глодавшего кость пса. — Мы должны.

— А что ты сделаешь со мной?

— Ты мне в пещерах не нужна.

Мысли Ады путались. Она даже подумала, не отправит ли этот новый хозяин ее обратно в Дагонор. Сердце беспокойно забилось в груди. Рабство ужасно, но смерть еще хуже. Возвращение — верная смерть. Ее отрубленную голову выставят на шесте перед храмом. Она чуть не упала на колени перед Уруком. Но не станет же он рисковать жизнью, чтобы передать ее нифилимам!

— Ты оставишь меня здесь? — спросила она с надеждой.

— Ближе к рудникам. А там — иди, куда хочешь.

Ада встрепенулась. Ее переполнили восторг и ужас. Свобода! Возможно ли такое? Нифилимы в своей жизни подчинялись не менее строгим правилам, чем их рабы. Сам грозный Анта-Кане, обремененный высокой ответственностью, не смел покинуть пределов храма. Возможность жить по-своему и делать, что пожелаешь, казалась пустой мечтой. А этот странный человек предлагал ей свободу как нечто само собой разумеющееся.

— А если тебя поймают?

— Убьют.

— И ты не боишься?