39
— Там все-таки были доллары, — сказал ван Герден Орландо Арендсе. Они беседовали в крепости Арендсе в Митчеллз-Плейн.
— Сколько?
— Пока не знаю, Орландо. Точно не меньше миллиона, но скорее всего больше. — Ван Герден понимал, что может ошибаться, но ему надо было спешить. — Насколько я понимаю, долларами занимаешься ты.
— Ван Герден, позволь говорить прямо. Ты хочешь, чтобы я поверил, что ты собираешься украсть у государства доллары и принести их мне? Это ты-то, которого называли неподкупным?
— Орландо, я не собираюсь красть деньги у государства, я собираюсь вернуть их вдове покойного.
— Она не вдова, они не были женаты.
— Тебе многое известно.
Арендсе пожал плечами:
— Я читаю газеты.
— Деньги принадлежат ей.
— И тебе?
— Ты меня знаешь; я не такой.
— Верно.
— Она ничего не сможет сделать с долларами. Придется перевести их в ранды.
Орландо Арендсе постучал по очкам для чтения, висевшим на цепочке у него на шее, дорогой авторучкой.
— Объясни, в чем тут твой интерес?
— Мне платят за работу.
— Гонорар частного детектива? Ерунда! Как и должно быть. Я хочу знать, в чем тут твой интерес.
Ван Герден пропустил слова собеседника мимо ушей.
— Орландо, мне нужны телохранители. Они угрожали моей матери. Я ищу человека, способного защитить ее.
— Твоей матери?
— Да.
— Угрожали?
— Да. Он сказал, что будет жечь ее паяльной лампой. Убьет ее.
— Невозможно. Твоя матушка — национальное достояние.
— Ты знаешь мою матушку?
Орландо снисходительно улыбнулся, словно отец — непонятливому сынишке:
— Ван Герден, ты считаешь меня отребьем. Думаешь, я — обычный гангстер из Кейп-Флэтс, тупой и примитивный, чьими услугами иногда не грех и воспользоваться. Так вот, позволь тебе сказать — просто так, чтобы не было недоразумений: у меня дома, не здесь, а в доме, где я живу с семьей, висят две картины кисти твоей матери. Кстати, за них я заплатил наличными на выставке в Констанции. Всякий раз, когда я смотрю на них, они трогают меня до глубины души. Они показывают, что на жизнь можно смотреть и с другой стороны. Я незнаком с твоей матерью лично. Но я знаю ее душу, и она прекрасна. — Арендсе помолчал и добавил уже другим тоном, как будто он досадовал на самого себя: — Сколько тебе нужно бойцов?
— А сколько мне может понадобиться?
Орландо задумался.
— Ты хочешь, чтобы ее охраняли дома?
— Да.
— Хватит и двоих.
Ван Герден кивнул:
— Двое — замечательно.
— Для твоей мамы дам самых лучших. Но не бесплатно.
— Я не могу тебе заплатить. Именно поэтому я и предложил тебе сделку с долларами.
— Вдруг стал азартным, ван Герден?
— Орландо, за моей спиной больше нет полиции.
— Что правда, то правда.
— Так ты мне поможешь?
Орландо закрыл глаза; он продолжал стучать авторучкой по очкам для чтения. Потом открыл глаза.
— Помогу.
— А еще мне нужно оружие. Огнестрельное оружие.
Орландо смерил его недоверчивым взглядом:
— Тебе?!
— Да. Мне.
— Господи спаси, тогда уж надо дать тебе и инструктора по стрельбе!
Его бойцы, сидевшие за столом, расхохотались — громко и насмешливо.
Ван Герден сидел на кухне в большом доме матери. Джоан ван Герден, Каролина де Ягер и Вилна ван Ас разговаривали в гостиной, Хоуп еще не вернулась. Ван Герден читал письма Рюперта де Ягера, разложив их в хронологическом порядке: обычная история мальчика из африканерской семьи, горячего патриота, который собирался послужить своей родине. Рюперт де Ягер, рядовой, был призван в 1-й пехотный батальон в Блумфонтейне. Он радовался, что служит недалеко от дома, и удивлялся, какую пеструю смесь являет собой армия. Городские пижоны, парни с ферм, выпускники университетов — теперь они все вместе, все равны, все они пушечное мясо. Он гордился своими успехами в физподготовке, надеясь, что так его скорее примут в спецназ.
Отбор в Дукудуку, проверка физических данных, эйфория от успеха, наивная радость, беседы с отцом, которого Рюперт, очевидно, боготворил. Постепенно среди длинных, иногда скучных описаний армейских будней, воспоминаний о родной ферме начинали попадаться любопытные зарисовки. Сельский парнишка, впервые в жизни попавший в чужие края. Позже в письмах появились и фамилии братьев по оружию.
«Хофстеттер такой шутник, он из Маквасси…»
«… А потом нам разрешили поспать… Мы очень устали, но вдруг Меченый достал гитару. По- настоящему его зовут Майкл Вентер. Он очень маленького роста, папа, и у него на шее родимое пятно, вот его и прозвали Меченый. Он из Хумансдорпа. Его отец — рихтовщик, специалист по покраске автомобилей. Он сочинил песню о родном городе. Она очень грустная».
«…Оливир говорит, что никто не может правильно произнести его имя. Оно пишется с буквой „с“ на конце, но произносится Харел. На самом деле его назвали в честь одного средневекового короля. Он полный псих и болтает без умолку, но, по-моему, у него все получится, он силен как бык».
Читая, Ван Герден делал пометки. Колонка имен, фамилий и кличек делалась все длиннее и длиннее. В список попадали не все. Некоторые упоминались лишь однажды, другие то и дело всплывали на страницах писем. Он отвел таким фамилиям дополнительную колонку: с одной базы на другую. Курсы подводников в Лангебане, прыжки с парашютом в Блумфонтейне, взрывное дело в Первом управлении спецназа в Дурбане. Девять месяцев учебы, тренировок, лишений. И вот, наконец, боевая часть в Намибии, Юго-Западной Африке.
«…Здесь всех постоянно перебрасывают с места на место. Из старой группы остались только мы с Меченым. Наш взводный сержант — Бюси Схлебюс; говорят, он совсем спятил. Он уже два раза побывал в Анголе. У него бешеные глаза, папа, но, по-моему, он хороший солдат. А ругается он лучше всех…»
Ван Герден посмотрел на дату. Начало семьдесят шестого года. Он заторопился: теплее, теплее. Де Ягера, Вентера, Схлебюса и еще пятерых послали в Анголу в поддержку УНИТА. Ван Герден выписал имена
