— Его сгубило пьянство!

Сдав выпускные экзамены, я выпил за упокой его души. Ван Вюрен наделил меня двумя дарами: целью в жизни и самоуважением. Я знаю, это звучит театрально, но мою жизнь до разговора с ван Вюреном и после можно сравнить с назойливой рекламой средств для похудения. Там обычно показывают два снимка: «До» и «После» (часто отретушированные). Проведя два года в Саннисайде, я уже вступил на путь, ведущий в никуда; я был подавлен, раздосадован, ничего не ждал и слегка отупел. Я не желал признаваться даже самому себе, что ошибся с выбором профессии. Полиция больше, чем любая другая профессия, притупляет чувства — как бесконечной рутиной, так и самим характером работы, постоянным столкновением с подонками общества, с отклонениями, с социальными и экономическими отбросами, а иногда — со злом в чистом виде.

Томас ван Вюрен показал мне выход из лабиринта.

Поскольку учился я хорошо, я видел перед собой четкую цель. Конечная цель и успехи в учебе выполняли роль бога из машины. Я понемногу выползал из болота. Я начал любить себя.

Ах, как много значат похвалы, особенно если они заслуженные!

«Ваши сочинения показывают замечательные писательские навыки и умение вести полемику. Читать их — одно удовольствие».

«Ваши углубленные знания предмета производят большое впечатление; они находятся на гораздо более высоком уровне, чем можно ожидать от студента. Поздравляю!»

Преподаватели не догадывались, а я понимал только на подсознательном уровне, что учебный курс стал для меня нитью Ариадны. Я учился в каждую свободную секунду, читал больше, чем было необходимо, анализировал. Я выбрал не один, а два дополнительных предмета: помимо полицейской подготовки занимался криминалистикой и психологией. Они оба казались мне очень важными. По всем предметам я (к радости своей) каждый курс заканчивал с отличием. Меня повысили — кстати, и экзамен на чин сержанта я тоже сдал — и перевели в Преторию. Сержантские нашивки значили для меня очень мало. У меня были далекоидущие планы. Мама радовалась тому, что ее сын обрел новую цель в жизни — а также тому, что я получаю «высшее образование».

День четвертый Воскресенье, 9 июля

23

Она позвонила к нему в дверь в семь утра; ван Герден открыл — взъерошенный со сна, невыспавшийся. Она влетела в его дом, как фурия. На щеке пламенела красная отметина. Хоуп Бенеке злилась, потому что оказалась бессильна, потому что так и не сумела его понять.

Она прислонилась к серой стене, а он так и застыл в проеме открытой парадной двери.

— Дверь закройте, — велела она. — Холодно.

Ван Герден вздохнул, закрыл дверь, подошел к креслу, сел.

— Хоуп, вы моя работодательница. Можете меня уволить. Это ваше право.

— Почему вы ударили его, ван Герден?

— Потому что мне захотелось.

Она потупилась и стала медленно качать головой.

В комнате повисло молчание.

— Кофе хотите? — спросил он без всякого намека на гостеприимство.

Голова ее по-прежнему раскачивалась из стороны в сторону; она посмотрела на свои кроссовки, подбирая нужные слова.

— Нет, кофе я не хочу. Я хочу, чтобы вы ответили на мои вопросы.

Ван Герден промолчал.

— Я пытаюсь понять, ван Герден. С тех пор как вы бросили меня там вчера вечером, избили человека в кровь и уехали, я все время пытаюсь понять, как же работает ваша голова. Вы были…

— Так вот почему вы разозлились? Потому что я бросил вас там?

Она взглядом заставила его замолчать. Когда же заговорила снова, голос ее был тише тихого.

— Раньше вы были служителем закона. Судя по всем отзывам, хорошим служителем закона. В последние несколько дней я достаточно пообщалась с вами и пришла к выводу, что вы — человек умный. Вам известно о существовании причинно-следственных связей. Вы отдаете себе отчет в своих поступках. В то же время вы понимаете, что поступки совершают люди… Именно так работает вся система правосудия, ван Герден. Ее цель — защитить общество от последствий некоторых поступков. Потому что последствия всегда оказываются гораздо шире.

— Хоуп, вы пришли затем, чтобы уволить меня?

Она не колебалась ни секунды; ее невозможно было сбить с курса.

— Но одного я не понимаю, ван Герден. Почему вы присвоили себе право кого-то бить, вымещать свою детскую ярость на беззащитном человеке, даже не подумав об остальных девятнадцати гостях!

— Беззащитном? Ничего себе беззащитный! Он, между прочим, бывший регбист. И настоящая сволочь.

— По-вашему, ван Герден, сквернословие делает вас более мужественным? Вы думаете, брань делает вас сильнее?

— Хоуп, идите знаете куда? Я не просил любить меня. Я такой, какой есть. Я никому ничего не должен. Вы не имеете права приходить ко мне и рассказывать, какой я плохой. Я ударил гада, потому что он этого заслуживал. Он весь вечер нарывался. И еще выдрючивался!

— Я не имею права? Значит, только вы имеете право на все? Вы явились в дом к Каре-Ан, потому что вам потребовалась ее помощь. А потом вы избили ее друга, ее гостя. Избили зверски, жестоко, и только потому, что вам не понравились его высказывания и его внешний вид? Вы доказали свою правоту кулаками. Вы сочли, что имеете на это право. Но когда я объясняю вам то же самое в сравнительно цивилизованной форме, вы вдруг становитесь в позу. Где же ваше чувство справедливости, ван Герден?

Он плюхнулся в кресло.

— Я же предупреждал, что я подонок.

Хоуп вся раскраснелась, подалась вперед, горячо заговорила, помогая себе жестами:

— Ах, какой замечательный предлог! Вот ответ на все вопросы: «Я плохой». Вы трус, вот кто вы! Попробуйте хотя бы ненадолго подумать не только о себе! Задумайтесь хотя бы на миг, что будет, если все мы начнем делать что нам хочется, под тем предлогом, что мы плохие. Это все объясняет, это все оправдывает, это все извиняет!

Ван Герден приложил ладонь ко рту.

— Вам не понять! — глухо ответил он.

— Да, мне действительно не понять. Совершенно верно. Но я пришла к вам потому, что хочу понять. Если бы я сумела заглянуть к вам в душу, я бы, по крайней мере, попыталась понять. Но вы ничего не хотите мне рассказывать. Вы живете за барьером своих глупых отговорок, ваши оправдания просто жалки. Поговорите со мной, ван Герден! Объясните, почему вы такой. Тогда я смогу вас понять. Или, по крайней мере, хоть немного посочувствовать.

— Хоуп, зачем вам это нужно? Очнитесь, успокойтесь. Через неделю дело ван Ас будет кончено, и вы избавитесь от меня. И продолжите защищать женщин, несчастных жертв нашего общества. Вы обо мне даже не вспомните. Так в чем же дело?

— Вчера вечером своей выходкой вы оскорбили не только уважаемого врача, но и меня, и еще девятнадцать человек. Я в жизни не переживала такого унижения! Вы меня обидели. Вы меня унизили, потому что пришли со мной. Ваша тень упала и на меня. Остальные гости связывают нас с вами. Вот почему я приехала к вам и задаю те вопросы, которые вам следовало бы задать самому себе! Я имею право знать и

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату