разглядела его душу.

— Я заглянула к нему в сердце, — говорила она.

В тот миг она совершенно точно поняла две вещи. Первое: ей хочется его нарисовать.

После игры она ждала его снаружи, среди руководства команды и игроков второго состава. Наконец он вышел — в куртке и при галстуке, волосы еще не высохли после душа. И он увидел ее в сумерках, угадал ее нетерпение, вспыхнул и подошел к ней, как будто заранее знал, что она его хочет.

У нее в руке был клочок бумаги.

— Позвони мне, — сказала она, когда он остановился рядом с ней.

Его окружили товарищи по команде, поэтому мама просто сунула ему записку со своим именем и номером телефона. И сразу ушла, вернулась в дом на Том-стрит, где она проживала и столовалась.

Он позвонил поздно вечером.

— Меня зовут Эмиль.

— Я художница, — сказала она. — Я хочу нарисовать картину.

— Вот как! — Он не сумел скрыть разочарования. — Какую картину?

— Тебя.

— Почему?

— Потому что ты красивый.

Он рассмеялся, недоверчиво и натянуто. Позже он признался маме, что ее слова его удивили. С девушками ему не везло. Мама заметила: ему не везло потому, что он стеснялся.

— Ну, не знаю… — неуверенно промямлил он.

— В качестве платы можешь пригласить меня куда-нибудь поужинать.

Мой отец в ответ только рассмеялся. Но через неделю, холодным зимним воскресным утром, он сел в свой «моррис-майнор» и из Стилфонтейна, где жил в холостяцкой квартирке, поехал в Потхефстром. Мама села к нему в машину, положила на заднее сиденье мольберт и краски и велела ему ехать по Карлтонвил- роуд к Боскоп-Дам.

— Куда мы едем?

— В вельд.

— В вельд?

Она кивнула.

— А разве рисуют не… не в салоне?

— Место, где работают художники, называется студия.

— Да.

— Иногда.

— Вот как?

Они свернули на проселочную дорогу и остановились на вершине невысокого холма. Он помог ей вынести из машины все ее вещи, наблюдал, как она растягивает холст на мольберте, открывает ящик и чистит кисти.

— Можешь раздеваться.

— Догола не буду.

Она молча смотрела на него.

— Я даже не знаю твоей фамилии.

— Джоан Килиан. Раздевайся!

Он снял рубашку, потом туфли и заявил:

— Ну и хватит!

Она не стала возражать.

— Что мне теперь делать?

— Поднимись вон на ту скалу.

Он взобрался на высокий утес.

— Не стой так скованно. Расслабься. Можешь пошевелить руками. Посмотри туда, на плотину.

А потом она начала рисовать. Он о чем-то спрашивал ее, но она не отвечала, только несколько раз просила его постоять спокойно, переводила взгляд с него на холст, смешивала краски. Наконец он оставил попытки завязать с ней разговор. Прошло чуть больше часа, и художница позволила натурщику отдохнуть. Он засыпал ее вопросами. Тогда он узнал, что она — единственная дочь актрисы и преподавателя драматического искусства из Претории. Он смутно помнил их имена из старых фильмов на африкаансе, снятых в сороковых годах.

Наконец она закурила сигарету и начала складывать свои инструменты.

Он оделся.

— Можно посмотреть, что ты нарисовала?

— Не «нарисовала», а «написала». Нет, нельзя.

— Почему?

— Увидишь, когда я закончу.

Они вернулись в Потхефстром и выпили горячего шоколада в кафе. Он спрашивал ее об искусстве, она его — о работе. И вот под вечер в тот зимний день в Западном Трансваале он долго смотрел на нее, а потом сказал:

— Я хочу на тебе жениться.

Она кивнула, потому что это была вторая вещь, которую она точно поняла, когда увидела его в первый раз.

Женщина-адвокат посмотрела на папку и медленно вздохнула.

— 30 сентября прошлого года Йоханнес Якобус Смит погиб от огнестрельного ранения. Его застрелили грабители, которые проникли к нему в дом на Морелетта-стрит в Дурбанвиле. Пропало все содержимое встроенного сейфа, в том числе завещание, согласно которому он передает все свое имущество своей подруге, Вильгельмине Йоханне ван Ас. Если завещание не найдется, будет считаться, что мистер Смит скончался, не оставив завещания, и тогда все его имущество отойдет государству.

— Велико ли его состояние?

— На данный момент оно оценивается приблизительно в два миллиона.

Так он и подозревал.

— Ван Ас — ваша клиентка.

— Она прожила с мистером Смитом одиннадцать лет. Помогала в делах, готовила ему еду, убиралась в доме, следила за его одеждой и, по его настоянию, сделала несколько абортов.

— Он не… не делал ей предложения? Не собирался на ней жениться?

— Он не был сторонником брака.

— Где была она в тот вечер, когда…

— Тридцатого? В Виндхуке. Он сам и послал ее туда. По работе. Она вернулась 1 октября и нашла его мертвым. Его привязали к кухонному стулу.

Ван Герден развалился в кресле.

— Вы хотите, чтобы я отыскал завещание?

Адвокат кивнула.

— Все возможные законные отсрочки я уже использовала. Последнее заседание суда состоится через неделю. Если мы к тому времени не разыщем подлинник завещания, Вилна ван Ас не получит ни гроша.

— Через неделю?

Она кивнула.

— Смита убили… почти десять месяцев назад.

Адвокат снова кивнула.

— Значит, полиция зашла в тупик.