Он посмотрел на нее и кое-что заметил: какую-то тень, неясный отблеск. В ней что-то изменилось. Осанка, посадка головы и шеи. Что-то сдвинулось.
Ван Герден подумал: она утратила невинность. Она увидела зло.
— Как мне вас отблагодарить?
— В тумбочке, на нижней полке, — ответил он. После кислородной маски голос был какой-то чужой. Ван Герден не хотел, чтобы она благодарила его, потому что не знал, как реагировать на ее благодарность.
Хоуп смутилась, удивилась, но все же нагнулась и открыла металлическую дверцу.
— Там документы.
Хоуп Бенеке вытащила конверт.
— Вы имеете право знать, — сказал ван Герден. — Вы и Крошка. Но потом документ нужно уничтожить. Я обещал Яуберту.
Она просмотрела первые страницы и кивнула.
— Не надо меня благодарить.
На ее лице отразился целый спектр эмоций.
— Расскажите лучше про себя… как вы?
Она присела у кровати.
— Начала ходить к психотерапевту.
— Хорошо, — одобрил ван Герден.
Она отвернулась, потом снова посмотрела на него:
— Мне нужно кое-что вам сказать.
— Знаю.
— Но это может подождать.
Ван Герден ничего не ответил.
— Кемп передает вам привет. Говорит, насчет вас можно не беспокоиться. Мол, сорняки живучие.
— Кемп! — Ван Герден покачал головой. — Такой чуткий, такой заботливый.
Хоуп криво улыбнулась.
— Вам надо отдыхать, — сказала она.
— Все только и твердят мне это.
Утром, когда он выписывался из больницы, пока одевался и складывал вещи, ему принесли посылку — старую коробку из-под вина. Коробка была завернута в коричневую бумагу и перевязана лентой. Ван Герден был один, когда вскрывал посылку. Внутри была записка в белом конверте, написанная на тонком листе бумаги до ужаса аккуратным почерком: «Я получил по ранду за доллар, потому что банкноты очень старые. Алмазы пошли лучше. Вот твоя половина».
И внизу — буква «О», обозначающая «Орландо».
Коробка была доверху набита пачками туго перетянутых двухсотрандовых купюр.
Ван Герден закрыл коробку.
Кровавые деньги.
В его доме было чисто, все сияло и блестело. Прежние занавески заменены на другие, легкие, белые с желтым и светло-зеленым; через них проникали лучи солнца. На столе стояли цветы.
Мама!
Мыться пришлось в раковине, чтобы под душем не намокли повязки. Ван Герден оделся, медленно побрел к гаражу, сжимая в руке ключи от пикапа. У двери пришлось немного отдохнуть. Голова кружилась. Он сел за руль.
В госпитале его попросили подождать. Мед брат пошел предупредить Бестера Бритса.
— Полковник сказал, что вы можете войти, но вам нельзя долго оставаться. Он пока еще очень слаб. И говорить не может. Ему предстоит операция на голосовых связках. Он общается с помощью блокнота и ручки, но быстро устает. Поэтому, пожалуйста, не задерживайтесь.
Ван Герден кивнул. Медбрат придержал ему дверь.
Бестер Бритс был бледным как смерть. Исхудал, осунулся, голова в бинтах, в сгибе локтя капельница.
— Бритс! — позвал ван Герден.
Глаза Бритса следили за ним.
— Я прочел показания Верготтини. По-моему, я все понимаю. Насколько можно такое понять.
Бритс заморгал.
— Не знаю, как ты выбрался из Ботсваны живым, но догадаться могу. Кто-то приехал вовремя, кто- то…
Разведчик достал блокнот и начал писать. Ван Герден ждал. Бритс перевернул блокнот, чтобы было видно.
«ЦРУ. В вертолете. Через двадцать минут».
— ЦРУ прислало подкрепление?
Бестер моргнул.
— А когда ты поправился, твоя карьера была кончена, деньги и алмазы пропали, в ЦРУ шипели, как змеи, а буры остались в дураках.
Бритс снова моргнул.
— И ты начал охотиться на них?
«После работы», — написал Бритс.
— Власти предпочли забыть о случившемся?
Бритс моргнул.
— Надо же! — изумленно воскликнул ван Герден. Двадцать три года тоски и ненависти. — Я читал последние выпуски газет. СМИ по-прежнему не в курсе того, что происходит. Знают только какие-то куски.
Бритс написал: «Все так и останется. США оказывают давление».
Ван Герден покачал головой:
— Невероятно! А как же Меченый — Вентер? Ему ведь предстоит суд.
Бритс поморщился.
«Суда не будет».
— Его не выпустят!
«Вот увидишь».
Они переглянулись. Ван Герден вдруг понял, что ему нечего сказать.
— Я просто хотел сказать тебе, что, по-моему, я все понимаю.
«Спасибо».
Ван Гердену захотелось уйти.
А теперь в город. Руланд-стрит. К компьютерщикам. Найти Расселла Маршалла, человека, который обрабатывал фото Схлебюса.
— Слышь, друг, а ты ведь герой! — воскликнул Маршалл, когда увидел, кто к нему пришел.
— Ты веришь СМИ. Это не круто, — возразил ван Герден.
— Что, принес еще фотки?
— Нет. Хочу купить компьютер. Но не знаю, с чего начать.
— Аврил, — обратился Маршалл к девушке-администратору, — принимай звонки. Мы едем за покупками.
Он распаковал компьютер и принтер, подключил по инструкции, оставленной Маршаллом, подождал, пока компьютер загрузится, и щелкнул по иконке с надписью «Ворд». На экране возник виртуальный лист бумаги. Чистый. Ван Герден посмотрел на клавиатуру. Та же раскладка, что и на пишущей машинке, на
