Франции один король! Я ошибся: во Франции их целых два!

В эту минуту дверь распахнулась, и суперинтендант финансов Фуке предстал перед Людовиком XIV. Это он был причиной суматохи в галерее, это его лакеи шумели в передних, это его лошади проскакали по двору. Его появление вызвало тот особый гул голосов, которому завидовал Людовик XIV.

— Это не король, — заметила Анна Австрийская сыну, — а всего лишь очень богатый человек.

Горечь, звучавшая в словах королевы, выдавала ее ненависть. Но Людовик оставался совершенно хладнокровным. На лбу его не появилось ни малейшей морщинки.

Он приветливо кивнул головою Фуке, продолжая распечатывать письмо, поданное камердинером. Фуке заметил это движение и спокойно, с почтительной любезностью, подошел к Анне Австрийской, чтобы не помешать королю.

Людовик, однако, не начинал читать бумагу.

Он слушал, как Фуке говорил королеве комплименты, восторгаясь красотой ее рук. Лицо Анны Австрийской прояснилось; она почти улыбалась.

Фуке заметил, что король, забыв о письме, смотрит на него и слушает.

Он тотчас изменил позу и, продолжая разговор с королевой, повернулся лицом к королю.

— Вы знаете, господин Фуке, — сказал Людовик XIV, — что монсеньер очень плох?

— Знаю, ваше величество, — отвечал Фуке. — В самом деле, господин кардинал очень плох. Я был у себя в имении в Во, когда получил настолько тревожное известие, что тотчас все бросил.

— Вы выехали из Во сегодня вечером?

— Полтора часа тому назад, ваше величество, — отвечал Фуке, взглянув на свои часы, осыпанные брильянтами.

— Полтора часа! — повторил король, умевший лучше скрывать свой гнев, чем удивление.

— Понимаю, государь. Вы сомневаетесь в моих словах, ваше величество; но я приехал так скоро в Париж действительно чудом. Мне прислали из Англии три пары удивительных лошадей; я велел расставить их через каждые четыре лье и попробовал их сегодня вечером. Они пробежали расстояние от Во до Лувра в полтора часа; как видите, ваше величество, меня не обманули.

Королева улыбнулась с тайной завистью. Фуке постарался предупредив ее неудовольствие:

— Такие лошади, государыня, созданы не для подданных, а для королей, потому что короли ни в чем не должны уступать никому.

Король поднял голову.

— Однако же вы, как мне кажется, не король, господин Фуке, — сказала Анна Австрийская.

— Поэтому-то лошади только и ждут знака его величества, чтобы занять место в конюшнях Лувра. Если я попробовал их, то только из опасения поднести его величеству недостаточно ценную вещь.

Король густо покраснел.

— Вы знаете, господин Фуке, — заметила королева, — что при французском дворе нет обычая, чтобы подданные дарили что-нибудь королю.

Людовик посмотрел на нее.

— Я надеялся, — сказал Фуке взволнованно, — что моя преданность его величеству, мое постоянное усердие послужат противовесом требованиям этикета. Я, впрочем, предлагал не подарок, а дань почтения.

— Благодарю, господин Фуке, — любезно сказал король. — Благодарю за ваше намерение, я действительно люблю хороших лошадей, но я не богат; вы знаете это лучше всех, потому что заведуете моими финансами. Как бы я ни хотел, я не могу купить таких дорогих лошадей.

Фуке бросил надменный взгляд в сторону королевы-матери, которая, казалось, была в восторге от того ложного положения, в каком оказался министр, и отвечал:

— Роскошь — это добродетель королей, сир. Это роскошь делает их похожими на бога; это из-за роскоши они стоят выше прочих людей. Роскошью король вскармливает своих подданных и их честь. В нежном тепле роскоши королей рождается роскошь частных лиц, источник богатств для народа. Его величество, приняв в дар этих коней несравненной красоты, задевает самолюбие коневодов нашей страны — Лимузен, Периге, Нормандия: такое соревнование полезно для них… Но король молчит, и следовательно, я осужден.

Между тем Людовик XIV все еще вертел в руках письмо Мазарини, не глядя на него. Наконец его взгляд остановился на нем» и, прочитав первую строчку, король вскрикнул.

— Что с вами, сын мой? — спросила Анна Австрийская, подходя к королю.

— Письмо как будто от кардинала, — сказал король, продолжая читать. Да, действительно от кардинала!

— Что, ему хуже?

— Прочтите сами, — предложил король, передавая листок королеве.

Анна Австрийская, в свою очередь, прочла письмо. По мере того как она читала, в ее глазах загоралась радость, которую она тщетно старалась скрыть от взглядов Фуке.

— О! Да это дарственная! — воскликнула королева.

— Дарственная? — переспросил Фуке.

— Да, — отвечал король суперинтенданту финансов. — Господин кардинал, чувствуя приближение смерти, передает мне свое состояние.

— Сорок миллионов! — продолжала королева. — Ах, сын мой! Какой благородный поступок со стороны кардинала! Он пресекает все дурные слухи. Эти сорок миллионов, медленно собранные, вольются сразу в королевскую казну: вот верный подданный и истинный христианин.

Прочитав еще раз бумагу, королева возвратила ее Людовику, который вздрогнул, услышав названную королевой огромную сумму. Фуке, отступивший на несколько шагов, молчал.

Король посмотрел на него и подал ему письмо. Суперинтендант поклонился и сказал, едва взглянув на бумагу:

— Да, я вижу, это дарственная.

— Надо ответить, сын мой, — сказала Анна Австрийская, — ответить сейчас же.

— Как ответить, ваше величество?

— Поехать к кардиналу.

— Но ведь не прошло и часа, как я вернулся от его высокопреосвященства, — возразил король.

— Так напишите ему, сын мой.

— Написать! — с отвращением воскликнул король.

— Но, мне кажется, — продолжала Анна Австрийская, — человек, предлагающий такое сокровище, имеет право на немедленную благодарность.

Потом, повернувшись к Фуке, она спросила:

— Не так ли, господин Фуке?

— Подарок стоит того, государыня, — ответил Фуке со сдержанностью, не ускользнувшей от внимания короля.

— Так примите и поблагодарите, сын мой, — сказала королева настойчиво.

— А что думает господин Фуке?

— Вы хотите знать мое мнение, государь?

— Да.

— Поблагодарите, но не принимайте подарка, ваше величество, — проговорил Фуке.

— А почему? — спросила королева.

— Вы сами сказали, государыня: короли не могут или не должны принимать подарков от своих подданных.

Король молча выслушал эти противоречивые советы.

— Сударь, — возразила Анна Австрийская, — вы не только не должны отговаривать короля от принятия этих денег, но даже обязаны, по вашему званию, разъяснить его величеству, что эти сорок миллионов — для него богатство.

— Именно потому, что эти сорок миллионов — богатство, я должен сказать королю: «Ваше величество, если неприлично королю принять от подданного шестерку лошадей ценою в двадцать тысяч ливров, то еще неприличнее принять целое состояние от другого подданного, не всегда разборчивого по