(сегодня она составляет 13 % годовых), а для ребят процент по кредиту составит не более 11,5 % годовых. Во-вторых, мы предлагаем отказаться от требований предоставления залогов и поручительств со стороны студентов по таким образовательным кредитам с тем, чтобы государство выступало гарантом. В-третьих, мы считаем, что в кредитной политике необходимо ориентироваться на востребованные специальности. И надо работать с вузами, которые действительно обеспечивают хорошую подготовку. И в-четвертых, расширение программы должно произойти за счет выдачи кредитов студентам как государственных, так и негосударственных вузов. Пока мы обсуждаем вопрос о программах кредитования примерно 10 тыс. студентов. Есть определенные ограничения: в первую очередь хорошая успеваемость, которая и является главной гарантией того, что студент вернет деньги.

– У вас есть деньги на компенсацию льготного кредита банкам?

– По нашим расчетам, размер государственной поддержки образовательных кредитов в 2009 году должен составить около 750 млн руб., из них 500 млн руб. – это обеспечение гарантии невозвратов, что позволит не требовать от заемщиков какого-либо дополнительного обеспечения по кредитам, а остальное пойдет на субсидирование процентной ставки. Реально большая часть этих денег скорее всего не будет востребована, потому что до невозвратов не дойдет. Тем не менее в бюджете эти средства должны фигурировать. Я считаю, что если мы покрываем часть бюджетной ставки по продаже легковых автомобилей и сельхозтехники, то наши студенты точно ничуть не хуже, чем наши автомобили. Хотя, конечно, если бы ставка банковская была ниже, наверное, нам бы было проще с точки зрения компенсаций. Кроме того, не следует переоценивать спрос на кредиты. Особенно с учетом того, что у нас в этом году на каждую тысячу выпускников школ будет 420 бюджетных мест на очных отделениях вузов. Каждый второй выпускник школы сможет учиться в вузах за государственный счет. И поверьте мне, если исключить несколько, может быть, десятков самых престижных вузов, главная проблема будет не как отобрать, а как найти нормальных студентов, которые бы учились в этих вузах.

– А во что обойдется массовый перевод платников на бюджетные места – или это станет проблемой вузовских бюджетов?

– В настоящее время есть свыше 90 тыс. вакантных бюджетных мест в вузах, то есть мест, с которых были отчислены студенты-бюджетники. И на них можно переводить студентов. Например, в Московском физтехе ректор говорит: у нас платников на первом курсе примерно 15 %. А на последнем – ни одного. Потому что идет отсев. Достаточно два семестра проучиться без троек, и тебя переводят на бюджетное место. Но там год без троек учиться очень непросто. Что мы потребовали от вузов? Первое – прозрачную информацию о наличии вакантных мест. Второе – прозрачную информацию, известную всем студентам, о том, каковы правила перевода с платных мест на бюджетные. Понятные процедуры перевода с участием органов студенческого самоуправления.

– Еще одна антикризисная мера – фиксированные цены на обучение. Ректоры напоминают, что ценовое регулирование – нерыночный инструмент. Но это предложение прозвучало из уст президента. То есть, по сути, оно обязательно к исполнению.

– Это рекомендация, хотя и из уст первых лиц. Это призыв, а дальше – решение каждого вуза. Вуз имеет право и не фиксировать. Юридически этого никто запретить не может. И мы не ставим вопрос о замораживании цен в негосударственных вузах. Если ты негосударственный вуз, пожалуйста, назначай цену по своему усмотрению. Но при этом стоит подумать о конкурентоспособности.

– И все же создается ощущение, что антикризисные меры направлены на удержание студентов в вузах любой ценой. А как же прежняя идея оптимизации государственной вузовской сети? Идея ухода от поголовного высшего образования?

– Мы по-прежнему сегодня стоим перед направленной на повышение качества образования задачей оптимизации сети высшей школы. Это означает, что мы, к примеру, должны отказаться от целого ряда филиалов. Я не исключаю, что придется их закрывать, переводить студентов из этих филиалов в другие, в базовые или в другие вузы. Мы должны создавать условия для продолжения учебы, но не обязательно в том вузе, в который студенты поступили. Возможно, произойдут и перераспределения контрольных цифр приема по вузам и по специальностям. Мы, например, продолжаем уменьшать количество мест по непрофильным специальностям в целом ряде вузов. Грубо говоря, сельскохозяйственные вузы не должны ориентироваться на подготовку экономистов в первую очередь. Не надо, чтобы технический вуз готовил юристов. В целом количество бюджетных мест по этим специальностям будет продолжать уменьшаться. При этом абсолютно ясно, что Московская государственная юридическая академия не потеряет ни одного бюджетного места. Так же как МГУ или СПбГУ. Одновременно мы существенно увеличиваем количество бюджетных мест, прием очников на специальности, связанные с информационными технологиями, транспортными технологиями, с энергетикой, с сервисом. Мы сегодня ориентируем ребят на то, что бюджетные места есть, и человек может выбирать: хочет он ехать в какой-то более престижный вуз на платные места, и такие возможности у него будут, или все-таки он предпочтет учиться где-то в другом месте, ближе к дому, например, на бюджетном месте. Это будет его решение. У нас одновременно идут два процесса. На фоне достаточно серьезного демографического спада нарастают экономические проблемы. И мы должны делать все, чтобы сохранить живое. Но не все в нашей высшей школе является таковым. Так что, помимо сохранения, мы должны делать ставку на развитие. Если мы хоть на одну минуту решим, что для нас главное – все заморозить и продержаться до лучших времен, считайте, мы все потеряли. Я принципиальный противник использования высшей школы как камеры хранения. Мы должны создавать условия для тех, кто хочет и может учиться.

– Авторы предложений по временной «консервации» студентов в вузах, судя по всему, исходят из того, что в условиях кризиса не следует создавать еще одну категорию безработных – уже из выпускников вузов. Что же еще остается делать, когда нет рабочих мест: учиться и ждать, когда они появятся?

– Это две разные вещи. Одно дело давать возможность учиться всем желающим. Для этого мы увеличиваем количество бюджетных мест не только на первом курсе, мы расширяем магистратуру, аспирантуру, создаем условия для дополнительного образования. Рассматриваем возможность возрождения института стажеров-исследователей. Но я против того, чтобы людей, которые учиться не хотят и не могут, любой ценой сохранять в образовательных учреждениях. Если человек не может сдать экзамены, он должен быть отчислен из вуза.

– То есть кризис кризисом, а реформа реформой?

– У нас нет цели отказаться от достижений реформы и вернуться к идее поголовного высшего образования. Наши оппоненты призывают остановить любые изменения. Но давайте посмотрим, что было бы, например, без ЕГЭ. В 2000 году происходила чистая профанация конкурсного поступления в вузы. Вузы полностью замыкали на себя какое-то количество школ, происходило, что называется, «зачисление в Преображенский полк сразу после рождения». И те, кто не попал в эти предварительно составленные списки абитуриентов, особых шансов на поступление не имели. Я уже не говорю о том, что рынок взяток, по оценкам экспертов Высшей школы экономики, существенно уменьшился за счет введения ЕГЭ. Кроме того, многие семьи сэкономили деньги за счет того, что ребята не ездили сдавать вступительные экзамены в другие города. На самом деле главный сегодня вопрос в том, что в некоторых школах не учат и не учатся. Но пытаются это скрыть, протестуя против ЕГЭ. Мы знаем случаи, когда учителя в отдельных регионах ориентируют ребят на то, чтобы они не шли сдавать ЕГЭ по физике, по химии, информатике. Почему? Для ребят это беспроигрышный шаг. Даже если получил двойку, в аттестат она не идет! Можно пересдать на следующий год. А вот для учителей и местных чиновников это оценка их эффективности. ЕГЭ обнажил очень важную вещь – возросшую до опасных пределов безответственность заметного количества людей, которые участвуют в образовательном процессе. Не менее остро проблема качества стоит и в высшей школе. У нас с 1992 года законом была утверждена возможность открытия коммерческих вузов, а потом и коммерческих мест в вузах. И этот закон принимался при активном участии коммунистов, к слову. Хотя сейчас они в безудержной коммерциализации обвиняют исполнительную власть. Реальный социальный институт и институт развития в значительной степени заменился рынком по продаже дипломов. Реально мощный рост количества студентов и количества вузов произошел в середине 90-х годов. Был создан рынок труда для преподавателей, а не для тех, кого они учат.